"Патрик Модиано. Вилла "Грусть"" - читать интересную книгу автора

шестнадцать, ему - двадцать. Все их обожали. Но когда я просил показать
мне фотографии тех лет, оба уверяли, что не сохранили их. И вообще
рассказывали обо всем этом неохотно.
Барон умер при каких-то таинственных обстоятельствах. Либо покончил с
собой. Либо погиб в автомобильной катастрофе. Мейнт снял квартиру с
Женеве. Ивонна поселилась вместе с ним. Позднее она стала манекенщицей в
миланском доме моделей, никаких других подробностей мне выяснить не
удалось. Может быть, Мейнт между делом окончил медицинский? Он часто
говорил, что у него в Женеве "медицинская практика", и я каждый раз хотел
спросить: "В какой области?" Ивонна жила то в Риме, то в Милане, то в
Швейцарии. Работала, что называется, "манекенщицей по контракту". Вот,
кажется, последняя подробность. Но если я спрашивал, где именно она
познакомилась с Мадейей: в Риме, в Милане или в "компании" барона - и
каким образом он выбрал ее на роль в "Liebesbriefe auf dem Berg", она
уклонялась от ответа.
Они с Мейнтом никогда не рассказывали ничего конкретного, лишь
неопределенно намекали на что-то и противоречили друг другу.
Бельгийского барона, который вывез их из захолустья на Лазурный берег,
я в конце концов вычислил. (Сами они упорно отказывались назвать его по
имени. Стыдились? Или хотели замести следы?) Когда-нибудь я разыщу всех,
кто составлял "компанию", и, может быть, кто-нибудь из них вспомнит
Ивонну... Я съезжу в Женеву, в Милан. Может быть, я разыщу потерянные
кусочки завещанной ими головоломки.
Я познакомился с ними тогда, когда они впервые за долгие годы приехали
на лето в родной город и после длительного отсутствия - до сих пор они
заезжали сюда редко и ненадолго - чувствовали себя здесь чужими. Ивонна
призналась, что, скажи ей кто-нибудь в шестнадцать лет, что когда-нибудь
она остановится в "Эрмитаже", словно в незнакомой гостинице неизвестного
курортного города, - она бы не поверила. Я же всегда мечтал родиться в
провинциальном городке и не понимал, как можно отречься от места, где
прошло твое детство, от родных тебе улиц, площадей и домов, с которыми
столько связано. От своей родины. Вернуться на родину и не испытать
восторга! Я очень серьезно объяснял Ивонне, как тяжело мне самому дается
жизнь изгнанника. Она меня не слушала, валялась себе на кровати в драном
шелковом халате и курила сигареты "Мюратти": ей очень понравилось их
название, необычное и таинственное. Мне же оно казалось скучнейшим,
поскольку в нем слышалось что-то итальянское или египетское, как в моей
выдуманной фамилии. Я напоминал ей о 201 шоссе, о церкви Святого
Христофора, о дядином гараже. А как же кинотеатр "Блеск"? А как же улица
Руаяль, на которой она в шестнадцать лет останавливалась у каждой витрины?
А как же множество других мест, которых я не знаю, но зато знает и помнит
она? Вокзал, например, или парк около казино. Она пожимала плечами. Нет.
Никаких воспоминаний об этом городе у нее не сохранилось.
Тем не менее, она часто водила меня в какую-то чайную, или что-то вроде
того. Мы приходили туда днем, часа в два, когда отдыхающие сидели на пляже
или спали после обеда. Нужно было пройти под аркадами до "Таверны",
пересечь улицу и опять нырнуть под аркады. Они окружали два больших
квартала, застроенных зданиями вроде казино в стиле тридцатых годов, такие
встречаются в Париже на окраине семнадцатого округа и на бульваре
Гувьон-Сен-Сир, ну и, конечно, в Диксмюде, Изере и на Сомме. Называлась