"Софья Могилевская. Крепостные королевны (Повесть) " - читать интересную книгу автора

сидела барышня Евдокия Степановна. Все знали и то, что барышня недавно
приехала из Москвы, где училась в пансионе.
Тут девушек вдруг оторопь взяла. Чего им сейчас делать? Петь или
плясать? Может, хоровод затеять? Они топтались перед крыльцом,
переглядывались, перешептывались, друг друга подталкивали и потихоньку
хихикали, прикрываясь широкими рукавами рубах.
Дуне же, стоявшей позади всех, и петь хотелось, и плясать. Глаза у нее
горели, а ноги, переступая от нетерпения, вот-вот готовы были пуститься в
пляс.
Да что ж это такое? Почему девушки-то молчат? Почему песен не заводят?
Но выскочить раньше других - этого Дуне и в голову не приходило.
Первой осмелела Наталья Щелкунова, девушка статная и красивая.
Перекинув белокурую косу на грудь, она вполголоса сказала:
- Что ж это мы, девоньки, онемели разве?
Чуть выступив вперед, она затянула высоким сильным голосом:
Не пойду я в хороводы, Не нарву цветочков я...
Хор тотчас подхватил:
Калина ль, калина моя.
Малина ль, малина моя.
Но запели девушки как-то недружно, вразброд, без охоты. Наталья
недовольно оглянулась через плечо и повела дальше:
Не сплету из них веночков, Не увижу друга я...
Хор снова подхватил. А у Дуни сердце упало - да что ж это такое?
Разве это пение? Неужто осрамятся девушки? И никто не услышит, какие
они все голосистые, какие певуньи?
Поглядела Дуня на терраску, где господа сидят, увидела: барышня лобик
наморщила, а взгляд такой, будто горькой полыни до отвала наелась; барин
скучает, какой-то щеточкой ногти на руке прихорашивает, в их сторону и не
смотрит; а у барыни брови нахмурились, рот задергался, видно, что готова
разгневаться.
Не то чтобы Дуне захотелось перед господами выставиться - нет! - просто
совестно ей стало за своих, за белеховских девушек. Сейчас она покажет,
как они умеют!
И, перехватив у Натальи запев, она залилась звонко и весело:
Не всходи ты, месяц ясный, Не свети ты, день красной...
Голос ее чистый, как родничок в лесу, ясный, как песня малиновки на
заре, зазвенел на весь сад. И вдруг встрепенулись девушки. Точно сразу
согнали с себя и скуку и дремоту. Встряхнулись, приободрились,
приосанились и подхватили:
Калина ль, калина моя...
Наталья без спора, словно так оно и быть должно, посторонилась,
уступила Дуне место. И все девушки невольно расступились, а Дуня оказалась
впереди, сияя блеском карих глаз, улыбкой, белыми зубами и смуглым своим
румянцем.
И пошло, и пошло, и пошло у них развеселое веселье!
Дуня сразу поняла, сразу почувствовала, что теперь-то они поют как
надо. Не совестно людям в глаза глядеть.
И там, наверху, на терраске, тоже все переменилось. Барышня перестала
морщить белый лобик, насторожилась. У старой барыни лицо просветлело.
Приезжий барин, который ни на кого не глядел, вдруг и про щеточку и про