"Антонио Муньос Молина. Польский всадник " - читать интересную книгу автора

таракан, как курица, безжалостно лишенная жизни, и только старая и почти
выжившая из ума, но добросердечная женщина хватится его, а через несколько
дней уже никто не будет помнить о его существовании, словно он и не жил в
этом мире.


* *

На окраине города стук копыт раздавался без эха, и от ветра карета
покачивалась и звенели стекла в окошках. Далеко позади раздавался треск
фейерверка и время от времени доносились всплески нестройной музыки. Если,
прежде чем убить, ему развяжут глаза, он увидит взлетающую и разрывающуюся
петарду на белом небе, откуда скоро будет тихо падать снег, покрывая
неровную линию черепичных крыш и башен. Но он был так молод, что еще не знал
силы своей выдержки. И безотчетно развалился на удобном кожаном сиденье,
начиная чувствовать некоторый объективный интерес к тому, что много лет
спустя назовет ходом событий. Были ли у кого-нибудь серьезные основания для
того, чтобы обвинить его в принадлежности к заговору? Он проводил целые ночи
в кафе, слушая страстные, увлекательные и сумасбродные речи, как многие
другие, кричал "да здравствует!" и "долой!" перед саблями и шлемами
жандармов и посещал собрания в подвалах и подсобках, откуда следовало
выходить по одному, поглядывая по сторонам и не слишком ускоряя шаг, но ни
один здравомыслящий человек не мог бы причислить его к революционерам,
организовавшим громкое убийство на улице Турко. Конечно, он предпочел
скрыться из виду, но лишь из благоразумия и еще потому, что в глубине души
уже тяготился беспорядочной и праздной жизнью в Мадриде. Поэтому, решил он,
либо это недоразумение, которое должно быстро разрешиться, либо довольно
злая шутка, и в обоих случаях (и даже в третьем - если его собирались убить)
единственное, что ему оставалось, - держаться с достоинством, сохраняя
строгую и обиженную сдержанность. Поэтому когда человек в плаще
примирительно спросил его, не слишком ли туго завязан узел маски, врач
отрицательно покачал головой и промолчал, а когда экипаж наконец остановился
и дверца открылась, отказался от руки, поданной ему в темноте, нащупал ногой
подножку и стоял неподвижно до тех пор, пока его снова не взяли под руку и
не повели по мостовой, которая, судя по гулкости шагов, находилась где-то в
переулке. Значит, экипаж не поехал дальше по топям за больницей, а
возвратился в город, сделав несколько кругов, дабы сбить его с толку, и
форейтор, восполняя потерянное время, погонял лошадь, пустив ее бешеным
галопом, поторапливаемый человеком в полумаске, нервно и непрерывно
постукивавшим тростью в стекло окошка.
Врач до сих пор дрожал от дорожной тряски. Через маленькую дверь его
провели в коридор, а затем на лестницу с каменными неудобными ступеньками,
видимо, предназначенную для прислуги. Потом он почувствовал под ногами
мраморные плиты и услышал за большим закрытым окном звуки оркестра,
игравшего стремительный вальс.
- Еще немного, - прозвучал рядом с ним голос, - мы почти пришли.
Его заставили остановиться и он, интуитивно, определил, что находится
перед закрытой дверью. Человек в полумаске трижды размеренно постучал, дверь
открылась, и донесся запах дешевых духов и женский голос. Врача провели
внутрь комнаты, и в тот же момент, когда дверь за ним закрылась, он услышал