"Ги де Мопассан. Вечер (Клебер стал на якорь...)" - читать интересную книгу автора

устремленных на меня, два выпученных, мутных, ужасных глаза, которые
выглядывали из какой-то сумки, похожей на опухоль. Считая себя на свободе,
чудовище медленно вытянуло одну из своих конечностей, и я увидел, как белые
присоски поползли ко мне. Кончик щупальца был тонкий, как червяк, и лишь
только эта страшная лапа прицепилась к скамье, вслед за ней поднялась и
развернулась другая. В этом мускулистом мягком туловище, в этой живой
кровососной банке, красноватой и дряблой, чувствовалась неодолимая мощь.
Тремулен раскрыл нож и с размаху вонзил его между глаз спрута.
Послышался вздох, шипящий звук воздуха, вырвавшегося на волю, и
осьминог перестал двигаться.
Однако он еще не был мертв, жизнь упорно держится в этих цепких телах,
но мощь его была сокрушена, оболочка прорвана, чудовище не могло больше пить
кровь, высасывать и опустошать скорлупу крабов.
Тремулен, как бы играя с издыхающей тварью, отдирал от борта лодки
обессилевшие присоски и вдруг закричал в порыве непонятной ярости:
- Погоди, гадина, я поджарю тебе лапы!
Он разом подхватил спрута на трезубец и, вскинув кверху, поднес к огню,
проводя тонкими щупальцами по раскаленной железной решетке.
Они трещали, корчились, багровели, съеживались на огне, и я
почувствовал боль в кончиках пальцев от мучений страшной твари.
- Перестань! - вырвалось у меня.
- Ничего! Так ей и надо! - спокойно сказал он и швырнул на дно лодки
растерзанного, изуродованного спрута; спрут прополз у меня под ногами к
лужице соленой воды и забился туда, чтобы издохнуть среди мертвых рыб.
Лов продолжался еще немало времени, пока не начал иссякать запас дров.
Когда их оказалось недостаточно для поддержания огня, Тремулен
опрокинул весь, костер в море, и ночь, нависшая над головой и словно
удерживаемая ярким пламенем, сразу обрушилась на нас и погребла нас во
мраке.
Старик опять начал грести, медленно, мерными ударами весел. Где была
гавань, где была земля? Где вход в залив и где открытое море? Я ничего не
мог распознать. Спрут все еще корчился у моих ног, и я ощущал боль под
ногтями, как будто мне тоже жгли пальцы. Внезапно засветились огни: мы
входили в гавань.
- Тебе хочется спать? - спросил мой друг.
- Нет, нисколько.
- Так давай поболтаем у меня на крыше.
- С большим удовольствием.
В ту самую минуту, как мы поднялись на крышу, показался серп луны,
восходившей над цепью гор. Лениво веял теплый ветер, напоенный легкими, еле
ощутимыми ароматами, словно он впитал на своем пути дыхание садов и городов
всех стран, опаленных солнцем.
Вокруг нас спускались к морю белые дома с плоскими квадратными крышами,
а на крышах виднелись фигуры людей, которые лежали и стояли, дремали или
мечтали под звездным небом, - целые семьи, в длинных фланелевых одеждах,
отдыхавшие в ночной тиши от дневного зноя.
Мне почудилось вдруг, что в меня вливается душа Востока, поэтическая и
мечтательная душа простых народов, наделенных яркой фантазией. Передо мной
вставали легенды Библии и Тысячи и одной ночи; я внимал пророкам, вещающим о
чудесах, я видел, как по плоским кровлям дворцов шествуют принцессы в