"Ги де Мопассан. От Алжира до Туниса" - читать интересную книгу автора

маленькие квадратные, круглые и остроконечные гробницы рассыпаны вдоль
лестницы, зигзагами спускающейся с террасы на террасу.
Вход в нее скрыт за стеной, как будто сделанной из серебристого снега и
окаймленной зелеными фаянсовыми изразцами; в стене пробиты равномерно
расположенные отверстия, сквозь которые виден Алжирский рейд.
Я вхожу. На каждой ступеньке сидят нищие, старики, дети, женщины и,
протягивая руку, просят милостыню на арабском языке. Направо, в маленьком
здании, также украшенном фаянсовыми плитками, находится первая усыпальница,
и в открытые двери можно видеть правоверных, сидящих перед гробницей. Ниже
блестит круглый купол куббы марабута Абд-эр-Рахмана рядом с тонким
четырехгранным минаретом, с которого призывают на молитву.
Вдоль всего спуска - другие гробницы, более скромные, и наконец
гробница знаменитого Ахмеда, бея Константины, который науськивал собак рвать
зубами животы французских пленных.
С последней террасы, у входа в гробницу марабута, открывается чудный
вид. Вдали собор Африканской богоматери возвышается над мысом Сент-Эжен и
надо всем морем, простирающимся до самого горизонта, где оно сливается с
небом. Ближе, справа, арабский город подымается до самой зауйи, и его белые
известковые домики взбираются еще выше по уступам горы. Вокруг меня
гробницы, кипарис, смоковница и те мавританские орнаменты, что обрамляют и
увенчивают зубцами все священные стены.
Сняв обувь, я вхожу в куббу. Передо мной в тесной комнатке сидит на
пятках мусульманский ученый и читает рукопись, держа ее обеими руками на
уровне глаз. Вокруг него на циновках разложены книги и пергаментные свитки.
Он не поворачивает головы.
Дальше я слышу какой-то шелест и шепот. При моем появлении все женщины,
сидящие вокруг гробницы, поспешно закрывают лица. Они похожи на большие
клубки белой ткани с блестящими глазами. Посреди них, в этой пене из
фланели, шелка, шерсти и полотна, спят или двигаются дети, одетые в красное,
синее, зеленое. Это наивно и очаровательно. Женщины - у себя, у своего
святого, жилище которого они украсили, ибо бог слишком далек для их
ограниченного ума, слишком велик для их смирения.
Они обращаются лицом не к Мекке, а к телу марабута и отдают себя под
его непосредственное покровительство, которое и тут, как всегда, является
покровительством мужчины. Их женские глаза, их кроткие и печальные глаза,
подчеркнутые двумя белыми повязками, не умеют видеть бесплотное, им понятно
только живое создание - мужчина, который при жизни кормит их, защищает и
поддерживает; мужчина после своей смерти замолвит за них слово и перед
богом. И вот они здесь, у самой гробницы, разукрашенной, размалеванной и
немного напоминающей бретонское брачное ложе, но ярко расписанное, покрытое
материями, шелками, флагами, принесенными подарками.
Они шепчутся, разговаривают между собою и рассказывают марабуту о своих
делах, о заботах, о ссорах, об обидах, понесенных от мужа. Они собрались
интимным кружком, чтобы запросто поболтать у святыни.
Вся часовня наполнена их странными дарами: стенными часами
разнообразной величины, которые тикают, отмечая секунды, и бьют в положенное
время; принесенными по обету хоругвями, всевозможными люстрами, медными и
хрустальными.
Этих люстр навешано так много, что за ними не видно потолка. Они висят
одна подле другой независимо от размера, как в ламповом магазине. Стены