"Ги де Мопассан. Тунис" - читать интересную книгу автора

лоно своей семьи. В извинение за то, что меня не впустили, мне показали
первого ребенка этой дамы, девочку лет трех или четырех, которая уже
пыталась воспроизвести танец живота.
Я ушел с чувством глубокого отвращения.
С великими предосторожностями меня провели затем в квартиру дорогих
арабских куртизанок. Пришлось сторожить в конце улицы, вести переговоры,
угрожать, так как если бы туземцы узнали, что к этим женщинам входил руми,
они были бы отвергнуты, заклеймены, разорены. Там я увидел толстых брюнеток,
весьма посредственной красоты, в комнатушках, переполненных зеркальными
шкафами.
Мы собирались уже вернуться в гостиницу, когда агент туземной полиции
предложил провести нас в самый обыкновенный притон, в публичный дом, двери
которого он заставит открыть своей властью.
И вот мы снова следуем за ним ощупью по черным переулкам, которых
никогда не забудешь, зажигаем спички, чтобы не упасть, но, тем не менее,
оступаемся на неровной почве, задеваем о стены домов то плечом, то рукой и
слышим порою за стенами голоса, звуки музыки, шум дикого веселья,
приглушенные, далекие, жуткие по своей невнятности и таинственности. Мы в
самом центре квартала разврата.
Мы останавливаемся у одних дверей, притаясь справа и слева от них, в то
время как полицейский стучит кулаком, выкрикивая какую-то фразу по-арабски,
по-видимому, приказание.
Из-за двери отвечает слабый голос, голос старухи, и теперь до наших
ушей доносятся из самой глубины этого вертепа звуки музыкальных инструментов
и крикливое пение арабских женщин.
Нам не хотят отпирать. Полицейский сердится, и из его горла вырываются
быстрые, резкие, раздраженные звуки. Наконец дверь приоткрывается, он
толкает ее, входит в дом, точно в завоеванный город, и широким жестом
победителя как бы говорит нам: "Следуйте за мною!"
Мы следуем за ним и спускаемся по трем ступенькам, которые приводят нас
в низкую комнату, где вдоль стен спят на коврах четверо арабчат; это дети
дома. Старуха, одна из тех туземных старух, похожих на кучу движущегося
желтого тряпья, из которого торчит невероятная, татуированная голова ведьмы,
еще пытается преградить нам дорогу. Но дверь закрылась, и мы входим в первый
зал, где стоят несколько человек, загораживая проход во второй зал, куда им
не удалось проникнуть; они сосредоточенно слушают странную резкую музыку,
доносящуюся оттуда. Первым проходит в зал полицейский, растолкав постоянных
посетителей, и мы проникаем в узкое, продолговатое помещение, где арабы
скученно сидят на досках, которые тянутся вдоль обеих выбеленных стен до
самого конца комнаты.
Там, на большой европейской кровати, занимающей всю ширину помещения,
возвышается пирамида других арабов, невероятным образом взгромоздившихся
друг на друга, целая груда бурнусов, откуда торчат пять голов в тюрбанах.
Перед кроватью на скамейке, лицом к нам, за низким столиком красного
дерева, уставленным стаканами, бутылками пива, чашками кофе с маленькими
оловянными ложками, сидят четыре женщины и поют бесконечную тягучую южную
мелодию под аккомпанемент инструментов, на которых играет несколько
музыкантов-евреев.
Женщины разряжены, как в феерии, как принцессы из Тысячи и одной ночи,
и одна из них, лет пятнадцати, отличается такой изумительной, такой