"Ги де Мопассан. Провинция Оран" - читать интересную книгу автора

только наступает ночь, они являются в Сайду в поисках пропитания.
Человек, возвращаясь поздно домой, идет с револьвером в руке, а его
провожают по пятам и обнюхивают два-три десятка желтых собак, похожих на
лисиц.
Сейчас они лают беспрерывно, страшно; можно сойти с ума от этого лая.
Потом возникает другой звук - пронзительный визг: это явились шакалы; иногда
же слышен только один голос, более сильный и не похожий на прочие: голос
гиены, подражающей лаю собаки, чтобы приманить ее и растерзать.
Этот ужасный гам длится до самого утра.
До французской оккупации Сайда охранялась маленькой крепостью,
сооруженной Абд-эль-Кадиром.
Новый город лежит в небольшой долине и окружен голыми горами. Узенькая
речка, через которую почти можно перепрыгнуть, орошает окрестные поля, где
произрастает прекрасный виноград.
К югу горы образуют как бы стену; это последние ступени, ведущие на
высокие плато.
По левую руку поднимается ярко-красная скала метров в пятьдесят высоты
с развалинами нескольких каменных зданий на самой вершине. Это все, что
осталось от Сайды Абд-эль-Кадира. Издали кажется, что эта скала прилепилась
к горному отрогу, но когда вы взберетесь на нее, вас охватывает удивление и
восторг. Глубокий ров, вырытый между отвесными стенами, отделяет старое
укрепление эмира от ближайшего склона. Этот склон из пурпурного камня изрыт
кое-где лощинами, куда устремляются зимние дожди. В глубине рва среди
олеандровой рощи течет река. Если смотреть сверху, то перед нами как будто
восточный ковер, разостланный по коридору. Покров из цветов кажется
сплошным; лишь кое-где вкраплены пятна зеленой листвы.
В это ущелье спускаются по тропинке, годной разве что для коз.
Речка - по местным представлениям, река (уэд Сайда), по-нашему, ручей -
извивается по камням под большими цветущими кустами, падает со скал,
пенится, струится и журчит. Вода теплая, почти горячая. Громадные крабы с
необыкновенной быстротой бегают по берегу, подымая клешни при моем
приближении. Большие зеленые ящерицы исчезают в листве. Подчас скользнет
между камнями змея.
Ущелье суживается, как будто оно вот-вот сомкнется. Я вздрагиваю от
сильного шума над головой. Это улетает из своего убежища вспугнутый орел; он
взмывает вверх, к синему небу, и поднимается медленными, мощными ударами
крыльев, таких широких, что, кажется, они задевают за стены ущелья.
Спустя час выходишь на дорогу, которая ведет в Айн-эль-Хаджар,
поднимаясь по пыльному склону.
Какая-то женщина, старуха, в черной юбке и белом чепце плетется,
согнувшись, впереди меня с корзинкой через левую руку, держа в другой руке
вместо зонтика от солнца огромный красный дождевой зонт. Как, здесь женщина!
Крестьянка в этой угрюмой стране, где можно встретить разве только высокую,
статную негритянку с лоснящейся кожей, выряженную в желтые, красные или
синие ткани и оставляющую за собой запах человеческого тела, способный
вызвать тошноту у самых выносливых людей!
Старуха садится в пыли, изнемогая, задыхаясь от тропического зноя. Ее
лицо покрыто бесчисленными мелкими морщинами, как измятый в руках лоскут;
вид у нее усталый, подавленный, полный отчаяния.
Я заговорил с ней. Это была эльзаска, которую после войны переселили с