"Томас Мор. История Ричарда III" - читать интересную книгу автора

беда - и предугадать трудно. Поэтому, мне думается, для поправления дела
неплохо бы послать к королеве человека почтенного и верного, который
пользуется ее любовью и доверием, но печется и о благе короля, и о чести его
совета.
По всем этим соображениям представляется мне, что нет для этого дела
более подходящего человека, чем присутствующий здесь досточтимый наш отец
кардинал, лорд-канцлер {42}, который тут может больше всех принести добра,
если только будет ему угодно принять на себя эту заботу. Я не сомневаюсь,
что он не откажется как по доброте своей, так и ради короля, ради нас и ради
блага юного герцога, высокочтимого королевского брата и моего племянника,
который мне дороже всех после государя. Этим тотчас укротятся рассеваемые
ныне клевета и злословие и устранятся все грозящие от них бедствия, - мир и
тишина воцарятся в королевстве. Если же, паче чаяния, королева будет
упорствовать и непреклонно стоять на своем, так что ни его преданный и
мудрый совет ее не поколеблет, ни чьи-либо иные человеческие доводы не
убедят, тогда, по моему мнению, мы именем короля выведем герцога из
заточения и доставим к государю, находясь при котором неотлучно будет он
окружен такой заботой и таким почетом, что к нашей чести и ее позору весь
мир поймет, что только злоба, упрямство или глупость вынуждали ее держать
его в убежище. Таково мое нынешнее мнение, если только кто-нибудь из ваших
светлостей не полагает иначе; благодарение богу, я не настолько привержен к
собственному суждению, чтобы не изменить его по вашим разумнейшим советам".
На такие слова протектора весь совет подтвердил, что его предложение
было и добрым, и разумным, и почтительным перед королем и герцогом,
королевским братом, и что если королева подобру на это склонится, то
великому ропоту в королевстве наступит конец. И архиепископ Йоркский {43},
которого все сочли удобным туда послать, взялся убедить ее и этим выполнить
первейший свой долг.
Тем не менее и он, и другие присутствовавшие там священнослужители
полагали, что если ничем не удастся убедить королеву освободить герцога по
доброй воле, то никоим образом не следует пытаться захватить его ей
наперекор, - ибо если будут попраны права святого места, то все люди на это
возропщут, а всевышний господь прогневается. Права эти блюлись много лет.
Пожалованы они были по милости королей и пап, подтверждены были многократно,
а священным основанием их было то, что более чем за пятьсот лет до того сам
святой апостол Петр, явившись ночью в образе духовном и сопутствуемый
несметными ангельскими силами, освятил это место {44}, предназначив его
всевышнему (в доказательство чего и доселе в обители св. Петра сохраняют и
показывают плащ сего апостола). С тех самых пор и доныне не было еще ни
одного столь безбожного короля, чтобы посмел осквернить божие место, и не
было столь святого епископа, чтобы осмелился его освятить. "И потому (сказал
архиепископ Йоркский) никакому человеку ни для каких земных причин не
дозволяет господь посягать на неприкосновенность и свободу святого убежища,
которое сохранило жизнь столь многим добрым людям. Я надеюсь (продолжал он),
что по милости божией нам это и не понадобится; но даже если понадобится, мы
отнюдь не должны этого делать. Таково мое мнение; я уверен, что королева
склонится к доводам разума, и все уладится по-доброму. Если же не случится
мне достигнуть цели, то и тогда я сделаю все, что могу, чтобы всем было
понятно: не моя нерадивость, но лишь женский страх и материнская тревога
были тому причиной". - "Женский страх? Нет, женское упрямство! - возразил