"Томас Мор. История Ричарда III" - читать интересную книгу автора

победа еще не решилась, а обстоятельства сомнительны и тяжелы".}. А вот что
касается воров, которыми кишат такие места и которые, предавшись своему
ремеслу, уже от него не откажутся, то очень жаль, что убежище служит им
защитой. И еще того прискорбнее, что спасаются там и убийцы, которых сам бог
повелел брать от алтаря и умерщвлять, если убийство было совершено ими
предумышленно. А когда убийство непредумышленно, то нет нужды и в убежище,
которое бог установил в Ветхом Завете: кого понудили к такому делу
необходимость, самозащита или несчастье, тот получит прощение или в силу
закона, или по милости короля. Но давайте посмотрим, как немного в этих
убежищах людей, понужденных к тому уважительной необходимостью; и посмотрим,
с другой стороны, как обычны там такие люди, которых довело до беды
собственное и сознательное распутство. Что это за банды воров, убийц и
коварных мерзостных предателей! А больше всего их в двух местах: одно бок о
бок с городом, другое в самых его недрах {45}; и если бы взвесить то благо,
которое эти убежища приносят, и то зло, которое от них происходит, то смею
думать, вы и сами сказали бы, что лучше не иметь ни одного убежища, чем
иметь целых два. Я сказал бы то же самое, даже если бы они не были так
обесчещены, как обесчещены сейчас, обесчещены давно и, боюсь, так и
останутся обесчещены, пока люди не решатся собственными руками исправить
такой порядок, - словно бог и святой Петр покровительствуют людским порокам!
Распутники бесчинствуют и разоряются, надеясь на убежище в этих местах;
богачи бегут туда, захватив добро бедняков; здесь они строят жилье, тратятся
на пиры, а заимодавцам предлагают посвистеть под стеной. Замужние жены бегут
сюда, прихватив столовое серебро своих супругов, и заявляют, что не хотят
жить с мужьями потому, что те их бьют. Воры бегут с награбленным добром,
здесь они привольно его проживают, здесь замышляют новые грабежи, отсюда
выходят по ночам красть, грабить, обирать и убивать, словно эти места не
только охраняют их от расплаты за старые преступления, но дают им право и на
новые. А ведь многие из этих зол можно было бы исправить с божьей помощью и
без нарушения священных прав, если бы только умные люди приложили к этому
руки.
Ну, что ж! Если уж некогда какой-то папа и какой-то король, больше из
сострадания, чем из благоразумия, установили права этих мест, а другие люди
из-за некоего священного страха не осмеливались их нарушать, то будем
терпеть их и мы, и пусть они с богом остаются как есть, но только до тех
пределов, пока это позволяет здравый смысл, и уж никак не настолько, чтобы
помешать нам вызволить благородного человека к его чести и благополучию из
такого убежища, которое ему никак не к лицу и не может быть к лицу. Ведь
убежище всегда служит человеку для защиты не просто от большой беды, но еще
и от заслуженной беды. А для защиты от незаслуженных обид ни папа, ни король
никакому месту не собирались давать никаких особых прав {В 1565 иначе: "не
существует причин предоставлять особые привилегии какому-либо одному
месту".}, ибо таких прав ни одно место не лишено. Неужели хоть где-нибудь
позволяет закон человеку человека обижать безнаказанно? На противозаконную
обиду и король, и закон, и сама природа кладут повсеместный запрет, и в этом
всякому человеку всякое место служит убежищем. Только когда человека
преследует закон, то приходится ему искать покровительства от особых прав;
только на этом основании и по этой причине и возникли убежища. Но наш
благородный принц от такой необходимости далек; о его любви к королю
свидетельствует природа и родство, о его невиновности перед всем миром