"Томас Мор. История Ричарда III" - читать интересную книгу автора

свидетельствует нежный его возраст. Стало быть, убежище ему не нужно,
убежища для него и быть не может. Человек не приходит в убежище, словно на
крещение, по воле крестных родителей, - он должен сам о нем молить, и тогда
лишь он его получит. Но если из всех людей право на убежище имеет только
тот, кто знает за собою вину, понуждающую его просить об этом, то какое же
право на убежище может иметь маленький мальчик {В 1565 добавлено: "с какой
стати ему требовать от убежища бесполезной охраны для себя?"}? Даже если бы
он был уже достаточно разумен, чтобы просить о нем в случае нужды, то
сейчас, осмелюсь сказать, он мог бы только негодовать на тех, кто держит его
в этом убежище. Поэтому я буду утверждать без всякого угрызения совести и
без всякого нарушения священных прав, что даже с теми, кто по праву укрылся
в убежище, обращаться надо попроще {1565 излагает эту мысль иначе: "Нет
ничего страшного в том, чтобы освободить из убежища того, кто сам не против
этого; я настолько в этом уверен, что, полагаю, нелишним быть посмелее
обычного и с теми, кто действительно нуждается в убежище".}. В самом деле,
если кто скрылся в убежище с чужим добром, то почему король не может, не
посягая на его свободу, отобрать часть этого добра даже и из убежища {1565
четче: "отобрать у беглеца и вернуть хозяину похищенное, не нанося никакого
оскорбления святыне".}? Ведь ни король, ни папа не могут дать никакому месту
такой привилегии, которая освобождала бы человека, способного платить, от
уплаты его долгов."
С такими его словами согласились многие присутствовавшие духовные лица,
то ли стараясь угодить говорившему, то ли и вправду так думая:
"Действительно, - говорили они, - что по закону бога и святой церкви
имущество человека, находящегося в убежище, должно быть отдано для уплаты
его долгов, а ворованное добро возвращено их владельцу; самому же ему
довольно и свободы поддерживать свою жизнь трудом собственных рук."
"В самом деле, - сказал герцог, - вы сказали, мне думается, истинную
правду. А если замужняя жена захочет уйти в убежище, дабы избавиться от
своего мужа, то и тут, я бы полагал, он мог бы законно и не оскорбляя
святого Петра взять ее из Петровой церкви силою - в том случае, конечно,
если она не сумеет привести никакой другой причины. Если же считать, что ни
один человек, желающий остаться в убежище, не может быть оттуда взят, то,
должно быть, и ребенок, которому страшно идти в школу, может укрыться в
убежище, и учитель не посмеет его тронуть? А ведь наш случай так же прост,
но еще менее оправдан: там хоть был детский страх, но все-таки страх, а
здесь нет совершенно ничего. Честное слово, я часто слышал о мужчинах из
убежища, но никогда не слышал о детях из убежища. Поэтому, заканчивая свою
мысль, скажу: кто по проступку своему нуждается в убежище и думает найти в
нем защиту, тот пусть укроется в нем; но не может укрываться в убежище
человек, не столь разумный, чтобы этого желать, не столь преступный, чтобы
этого заслужить, и чьей жизни или свободе не грозит никакое законное
преследование {В 1565 добавлено: "Беззаконного же преследования здесь еще
меньше можно опасаться, поскольку высшей властью владеет его брат, у самого
у него также немало сил, у друзей его еще того более, а светлейший его дядя
и все мы вместе с ним усерднейше печемся о его жизни и безопасности".}. И
тот, кто вызволит такого человека из убежища для его же собственного блага,
истинно говорю, не нарушит ничем священных прав убежища."
Когда герцог кончил, то все светские лорды, а также многие из духовных
лиц, полагая, что никто на свете не замышляет зла против малолетнего