"Альберто Моравиа. Римские рассказы" - читать интересную книгу автора

Я медленно пил свои пол-литра и все раздумывал. Меня совсем не
успокаивало то, что Гульельмо боится, наоборот, у меня огонь полыхал в душе,
когда я думал об этом. "Боится, подлец", - думал я и с такой силой сжимал
стакан из толстого стекла, словно это была шея Гульельмо. Я говорил себе,
что Гульельмо настоящий подлец: мало того, что он погубил меня своими
ложными показаниями, так теперь еще хочет заручиться поддержкой Джиджи,
рассчитывая, что тот уговорит меня помириться с ним. Так я допил свои
пол-литра и заказал еще. Джиджи принес вино и осведомился:
- Ну, как настроение? Получше? Обдумал то, что я советовал?
Я отвечал:
- Настроение лучше, и я все обдумал. Наливая вино в мой стакан, Джиджи
заметил:
- В таких делах, брат, с размаху нельзя... Не надо давать волю
чувствам... Правда за тобой, тут спорить нечего, но именно поэтому ты должен
показать себя благородным и простить.
Я не мог удержаться и с горечью воскликнул:
- Гульельмо что, подкупил тебя, что ли?
Он не обиделся и сказал искренно:
- Никто меня не подкупал. Просто я друг вам обоим... и хочу, чтобы вы
помирились... Вот и все.
Я снова стал пить и, может от вина, не знаю, но мысли мои с Гульельмо
перешли на меня самого, и я стал вспоминать все, что произошло за эти два
года, сколько я выстрадал, как меня всячески притесняли и обижали. И глаза
мои наполнились слезами, и так мне стало себя жалко! Сначала себя, а потом и
всех других. Какой я несчастный, без вины виноват, а сколько таких, как я. И
Гульельмо несчастный, и Джиджи тоже несчастный, и мой отец, и мой брат, и
сестра, и мать - все несчастные. Теперь Гульельмо представился мне в новом
свете, я смотрел на него другими глазами, и постепенно я начал склоняться к
тому, что Джиджи прав: мне нужно показать себя благородным и простить. От
этой мысли я стал жалеть себя еще пуще, вдвое больше прежнего; и я был
Доволен, что эта мысль пришла мне в голову, потому что хоть я и раньше знал,
что простить лучше, чем отомстить, но никогда бы не смог простить, если б
мне это сердце не подсказало. Однако я испугался, что этот благородный порыв
скоро пройдет, и, когда вторая бутылка кончилась, громко позвал:
- Джиджи, поди-ка сюда на минуточку.
Он подошел, и я сразу ему сказал:
- Джиджи, я все обдумал и нахожу, что ты прав; если хочешь - я готов,
пойдем к Гульельмо.
Он обрадовался:
- Вот видишь, разве я не знаю: немножко пораскинешь мозгами да выпьешь
хорошего вина - и сердце заговорит.
Я ничего на это не ответил и вдруг закрыл лицо руками и начал плакать:
я снова увидел себя в Портолонгоне, в одежде каторжника - как я в тюремной
мастерской строгаю доски для гробов. В тюрьме все работали, а столярам
доставалась самая неприятная работа - делать гробы для покойников со всего
Портоферрайо и других селений острова Эльбы. И я плакал, вспоминая, как
часто, делая эти гробы, я думал, что в один из них мне придется лечь самому.
А тем временем Джиджи хлопал меня по плечу и повторял:
- Ну, ну, не надо ни о чем вспоминать, теперь уж все это позади.
Через минуту он прибавил: