"Альберто Моравиа. Римские рассказы" - читать интересную книгу автора

разговаривать со мной нетерпеливо, раздраженным тоном, как будто все, что я
говорил, было некстати. А несколько раз мне показалось, что она старается
избежать моих поцелуев и даже прикосновения руки. Все это очень мучило меня.
Но я чувствовал, что, хотя она относится теперь ко мне очень плохо, я люблю
ее все так же сильно. Когда она цедила сквозь зубы: "Прощай, Джино", я
ощущал такую же радость, какую испытывал прежде, слыша: "Я так тебя люблю!"
Однажды, когда мы встретились на площади Фламинио, я наконец набрался
мужества и решительно сказал:
- Поговорим начистоту. Ты больше не испытываешь ко мне никакого
чувства?
Поверите ли, она расхохоталась и ответила:
- Ну и толстокожий ты!.. Мне хотелось посмотреть, когда же тебя
проймет... Наконец-то ты догадался.
Я так и обомлел. Потом повернулся, как марионетка вокруг своей оси, и
пошел назад. Однако, сделав несколько шагов, я обернулся: может быть, она
окликнет меня. Но она направилась к остановке и преспокойно стала ждать
трамвая. Я ушел.
Теперь, когда прошло столько времени, я могу над этим смеяться, но
тогда я был влюблен, и любовь делала меня слепым. Я пережил скверные дни:
мне очень хотелось разлюбить ее, но я чувствовал, что люблю по-прежнему.
Чтобы заставить себя разлюбить Агату, я старался припомнить все ее
недостатки. Я говорил себе: "У нее кривые ноги и безобразная походка... Руки
некрасивые... Голова непропорционально большая... Сносны только глаза и
рот... А лицо бледное, даже желтое... Волосы темные и курчавые, а нос,
широкий у переносицы и вздернутый, напоминает ручку кофейника". Напрасный
труд: я говорил себе это и в то же время чувствовал, что ее ноги, руки,
волосы, нос нравятся мне - и нравятся, пожалуй, именно потому, что они
некрасивые. Тогда я начинал думать: "Она лжива, необразованна, ума у нее не
больше, чем у канарейки, она тщеславна, эгоистична, она кокетка". Но тут же
обнаруживал, что именно эти ее недостатки и горячат мою кровь, будоражат
воображение. Словом, я не перестал ее любить.
Я решил не давать ей о себе знать по крайней мере месяц, полагая, что
тогда она сама постарается разыскать меня. Но я не смог сдержать данного
себе слова. Через неделю, рано утром, я зашел в бар на площади Фламинио и
позвонил Агате по телефону. Она сама сняла трубку и, не дав мне открыть рта,
назначила свиданье в это же утро. Я вышел из бара, пересек площадь, подошел
к продавцу цветов и купил букетик фиалок. Было девять часов, свидание Агата
назначила на десять. С букетом фиалок в руке я принялся расхаживать взад и
вперед у остановки, делая вид, что жду трамвая. Трамвай подходил, люди
садились в него, потом он трогался, а я оставался. Через некоторое время у
остановки снова собирались люди, я снова делал вид, что жду трамвая, и
никому в голову не приходило, что я ожидаю не трамвая, а Агату. Я прождал
час, потом еще десять минут и теперь уже был уверен, что она не придет.
Десять минут опоздания - не много, особенно для женщины, но я твердо знал,
что она уже не придет; так иногда в ясный день твердо знаешь, что будет
гроза - это чувствуется в воздухе. Я знал, что она не придет, и она
действительно не приходила. Но я все же подождал еще полчаса, потом еще
пятнадцать минут, потом еще пять минут, потом сосчитал до шестидесяти и
подождал еще пять минут, чтобы прошел ровно час. Затем подошел к фонтану и
швырнул букет фиалок в грязную воду. Продавец цветов дождался, пока я