"Альберто Моравиа. Римские рассказы" - читать интересную книгу автора

она не отняла ее. К сожалению, цветной фильм только-только начался, а
футбольный матч должны были показывать после него. Смотреть фильм было
скучно, я осмелел и попытался поцеловать ее в шею. Она с силой оттолкнула
меня и громко сказала:
- Убери руки!
Вокруг все зашикали. Я сконфузился и почувствовал, что начинаю ее
ненавидеть. Чтобы как-то разогнать скуку, которую нагонял на меня фильм о
Христофоре Колумбе, я принялся подсчитывать дневные расходы: триста лир
завтрак, сто двадцать - сигареты, двести - кофе с пирожными, четыреста кино.
Я истратил больше тысячи и не получил никакого удовольствия.
Кончилась первая часть фильма и зажегся свет. Вдруг я сказал Матильде:
- Женщинам вроде тебя следовало бы оставаться в деревне и копаться в
земле.
- Почему это? - спросила она.
- Потому что ты жалкая невежда. Городская жизнь не для тебя.
Поверите ли, эта толстощекая деревенщина посмотрела на меня свысока и
заявила:
- Покупатель всегда хулит товар.
Я чуть не задушил ее от злости. Ни слова не говоря, встал и пересел на
пять рядов назад. Ничего лучшего она не заслуживала.
Было уже семь. Вторая часть фильма никак не кончалась. Я все чаще
подумывал о десятитысячной ассигнации, которую мне надо было разменять, и о
Стайано, который в восемь будет ждать меня на площади Рисорджименто. Но мне
очень хотелось посмотреть хронику, и когда без четверти восемь Христофор
Колумб решил наконец умереть и зажегся свет, я еще надеялся, что у меня есть
десять минут, а потом уж я помчусь разменивать ассигнацию. Но я ошибся, не
учел того, как построена кинопрограмма: сперва был антракт, потом
демонстрировали рекламу какой-то обувной фабрики, затем рекламу мебельной
фабрики, потом - снова антракт. Было уже восемь, когда, наконец, богу стало
угодно, чтобы начали показывать хронику. Я страстный болельщик: как только
на экране появились лица наших футболистов, я забыл и о фальшивой
ассигнации, и о Стайано, и о том, что мне надо спешить, и вообще обо всем на
свете. Все мои мысли были заняты теперь только матчем. По правде сказать,
это были единственные счастливые минуты за весь день, который поначалу
казался мне таким прекрасным.
Я вышел из кино ошалелый и разбитый. Было двадцать минут девятого.
Вспомнив об ожидающем меня Стайано, об ассигнации, которую мне надо было
сбыть, и о потраченных деньгах, я совсем потерял голову. Я не знал, куда
пойти, что делать, и совершенно растерялся. Сам не понимаю как, я оказался в
конце виа Кола ди Риенцо, неподалеку от площади Рисорджименто. Меня заставил
с надеждой оглянуться чей-то голос, выкрикивающий:
- А вот оно счастье!.. Кто хочет испытать свое счастье?
Это был чернявый паренек с лицом преступника. Он стоял, прислонившись к
стене, на шее у него висел лоток, на котором лежали три игральные карты.
Рядом стоял его напарник с такой же подозрительной физиономией и делал вид,
что очень заинтересован игрой. Тут меня осенило, и я решил испытать это
фальшивое счастье на десятитысячной бумажке Стайано. Я подумал, что разменяю
ассигнацию у напарника, поставлю сто лир, а потом уйду. Азартные игры
запрещены, и поэтому я мог не опасаться, что эти жулики пойдут на меня
доносить.