"Альберто Моравиа. Римские рассказы" - читать интересную книгу автора

Я худощавый и нервный, у меня тонкие руки и длинные тощие ноги, а живот
такой плоский, что штаны сваливаются. Словом, я совершенно не похож на
настоящего шофера грузовика.
Посмотрите на них: это все здоровенные парни, широкоплечие, руки у них,
как у грузчиков, грудь и живот мускулистые. Потому что для шофера грузовика
самое главное - руки, спина и живот; руки - чтобы крутить баранку, которая
на грузовике диаметром немногим меньше длины руки, а на горных дорогах
иногда приходится делать полный оборот руля; спина - чтобы часами находиться
в одном и том же положении, не деревенея и не коченея; и, наконец, живот -
чтобы прочно сидеть на сиденье, составляя с ним как бы одно целое. Это о
физических качествах. А по своему характеру я подходил для этой работы и
того меньше. Шофер грузовика должен быть человеком без нервов, он не должен
думать ни о чем постороннем и что-то там переживать. Длинные рейсы
выматывают человека, они способны доконать даже быка. А что до женщин, то
шофер должен думать о них так же мало, как моряк; иначе бесконечные поездки
туда и обратно сведут его с ума. Меня же вечно терзают какие-нибудь
беспокойные мысли. По темпераменту я меланхолик. И я люблю женщин.
И все-таки, несмотря на то, что профессия эта была явно не для меня, я
захотел стать шофером грузовика, и мне удалось устроиться на работу в
транспортную фирму. В напарники мне дали некоего Паломби, можно сказать,
настоящее животное. Это был идеальный шофер грузовика. Шоферы грузовиков
часто бывают не слишком умны, но Паломби имел счастье родиться и вовсе
дураком. Он и грузовик составляли как бы одно целое. Паломби было уже за
тридцать, но в нем сохранилось что-то ребяческое, мальчишеское: пухлые щеки,
маленькие глаза под низким лбом и рот - словно щель в копилке. Говорил он
мало и редко, а больше как-то похрюкивал. Проблески разума появлялись у него
лишь тогда, когда речь шла о еде. Помню, однажды в Итри, по дороге в
Неаполь, усталые и голодные, мы зашли в остерию. В остерии не было ничего,
кроме фасоли со свиным салом. Я к ней едва притронулся. А Паломби умял две
полные миски. Потом, откинувшись на стуле, он посмотрел на меня
торжественно, словно собирался сказать что-то необычайно важное. Наконец,
проведя рукой по животу, изрек:
- А я съел бы еще четыре миски. - Это и была та великая мысль, которую
он хотел мне поведать.
Разъезжая с таким напарником-чурбаном, я, понятно, очень обрадовался,
когда мы впервые встретили Италию. В то время наш маршрут был Рим Неаполь, и
возили мы самый разнообразный груз: кирпичи, железный лом, рулоны газетной
бумаги, доски, фрукты. Иногда мы даже перевозили с одного пастбища на другое
небольшие стада овец. Италия остановила нас у Террачина и попросила подвезти
ее до Рима. У нас имелся приказ не брать никого, но, взглянув на Италию, мы
решили, что на этот раз приказом можно пренебречь. Мы пригласили ее сесть, и
она ловко впрыгнула в машину, крикнув:
- Да здравствуют всегда любезные шоферы!
Вид у Италии был самый вызывающий - иначе и не скажешь. У нее была
невероятно длинная талия и высокая грудь, которая прямо-таки раздирала
изящный свитер, облегавший ее тело до самых бедер. Шея у нее тоже была
длинная. Маленькая черноволосая головка и большие зеленые глаза. Но ноги
кривые и такие короткие, что казалось, будто она ходит на согнутых коленях.
Словом она была некрасивая, - но она была лучше, чем красивая. Она доказала
мне это в первую же поездку: когда на подъеме к Цистерна за руль сел