"Альберто Моравиа. Равнодушные" - читать интересную книгу автора

На крашеном лице Мариаграции мелькнула слабая улыбка, - она отлично
знала этот вкрадчивый голос еще с тех лучших времен, когда была молода, а
любовник был ей верен.
- Вы думаете, Мерумечи, - сказала она, кокетливо поглядев на свои
холеные руки, - что так легко - взять и простить?
Сцена становилась явно сентиментальной. Карла задрожала от обиды и
опустила глаза, Микеле презрительно усмехнулся.
"Все ясно. Мир заключен. Обнимитесь, и не будем об этом больше
вспоминать".
- Прощать, - с шутовской важностью объявил Лео, - долг каждого доброго
христианина. ("Черт бы ее побрал, - подумал он. - Счастье еще, что дочь
вполне заменяет мне мать".) Он, не повернув головы, украдкой бросил взгляд
на Карлу: пухлые, красные губы, чувственна еще больше, чем мать.
Она, конечно же, готова ему отдаться. После ужина можно попробовать -
куй железо, пока горячо. Завтра будет поздно.
- Ну что ж, - сказала Мариаграция, - будем добрыми христианами и
простим.
Не в силах больше сдержать улыбки, она умиленно просияла, обнажив два
ряда чересчур белых зубов. Все ее рыхлое тело заколыхалось.
- Кстати, - добавила она в порыве внезапной материнской любви, - мне
приятно вам напомнить, что завтра - день рождения Карлы.
- Мама, теперь не принято отмечать день рождения, - сказала Карла,
подняв голову.
- А мы его отметим, - ответила Мариаграция торжественным тоном. - А вы,
Мерумечи, считайте себя приглашенным на утренний чай.
Лео привстал и поклонился.
- Весьма вам признателен, синьора. - Затем, обращаясь к девушке,
спросил: - Сколько тебе исполнится, Карла?
Они посмотрели друг на друга. Мариаграция, сидевшая напротив дочери,
подняла два пальца и еле слышно, одними губами, подсказала: "Двадцать".
Карла расслышала, поняла и заколебалась. "Она хочет уменьшить мне годы,
чтобы самой быть помоложе. Так нет же!"
- Двадцать четыре, - ответила она, не краснея. Лицо Мариаграции
выразило разочарование.
- Такая старая? - с шутливым изумлением воскликнул Лео.
- Да, такая старая, - подтвердила Карла.
- Ты не должна была говорить, - упрекнула Мариаграция дочь. От горькой
дольки неспелого апельсина, которую она сунула в рот, лицо ее стало еще
более кислым. - Женщине всегда столько лет, на сколько она выглядит... А
тебе на вид нельзя дать больше девятнадцати - двадцати.
Она проглотила последнюю дольку апельсина. Лео вынул портсигар и
каждого угостил сигаретой. Над столом поплыли голубые облачка дыма. Какое-то
время все четверо сидели неподвижно, в замешательстве поглядывая друг на
друга. Наконец Мариаграция поднялась и сказала:
- Идемте в гостиную.
Все встали и один за другим вышли в коридор.


III