"Даниил Лукич Мордовцев. Сидение раскольников в Соловках (Историческая повесть) " - читать интересную книгу автора

Амалея Личардовна вспомнила, как она, еще девушкой, в первый раз
увидела своего будущего жениха в театре и именно когда играли об одном
несчастном старом короле, которого называли Лиром и у которого были три
дочери. Там она видела на сцене и шута, такого же юродивого... А здесь, в
московской земле, ничего подобного нет... И она невольно вздохнула,
взглянув на солнце: и солнце здесь не такое, не так ходит, как в ее родной
аглицкой земле. Так низко ходит московское солнце!..
- У нас, в аглицкой земле, я такового шута видала на theatre, -
сказала она, обращаясь к Оленушке.
- На чем? - с любопытством спросила девушка, которая уже много
диковинного и непостижимого слышала от Амалеи Личардовны. - На чем,
говоришь?
- На theatre, Оленушка, - отвечала аглицкая немка. - Да я уж тебе
сказывала о theatre.
- А! Помню, помню... Это дом такой, палата большая, аки бы церковь, а
в ней люди сидят на скамьях, да друг над дружкой, высоко, ряда в четыре,
сидят и глядят на действо: выйдет это аки бы король, либо королева, либо
принец и говорят, говорят либо подерутся нарочно, а то жених с невестой
выйдут, тоже говорят о своем сердце. Ах, кабы мне посмотреть на все это!
- Что ты! Что ты, непутевая! - остановила ее мать. - В эком-то святом
месте да об скоморохах... Вон и у нас на святках хари надевают да
наряжаются, кто козой, кто медведем, кто бесом, тьфу! Не к месту бы
сказать, грех какой!
Вдруг что-то грохнуло так, что все вздрогнули. Неупокоиха даже
присела от испугу. Оглядевшись, увидела, что в одном месте над
монастырской стеной клубился дым. Сотник Исачко стоял около пушки, над
которой и подымался, тая в воздухе, белый дым, и смотрел куда-то в
зрительную трубку. В других местах на стене тоже суетились ратные люди. Из
келий торопливо выходили монахи, тревожно посматривая на стены.
- Пушкари, к наряду! По местам! - раздался зычный голос Исачки.
- Пушкари, по местам! - повторилась та же команда где-то в воротной
башне, это распоряжался сотник Самко.


Почти в одно мгновенье передовая монастырская стена усыпана была
ратными людьми. Скоро на стене показались священники в облачении и монахи.
В воздухе заблестели золотые и серебряные оклады икон, несомых по
монастырской стене. Церковные хоругви, возвышаясь почти наравне с башнями,
веяли в воздухе как крылья и скрипели огорлиями. Впереди процессии шел
Никанор в архимандричьем облачении и митре, искрившейся дорогими камнями и
бурмицким жемчугом, и, осеняя серебряным распятием пушки и ратных людей,
кропил направо и налево святою водой. Что-то чарующее, поражающее
представляла эта картина, где, казалось, всю воинственную рать составляли
черные клобуки. Со стены неслось пение нескольких сот голосов, большею
частью старых, жалких, дребезжащих, как ослабевшие струны гуслей, но их
подхватывали и молодые, сильные голоса, разносившиеся далеко по взморью
чем-то глубоко трогательным и печальным. Казалось, древняя священная
обитель отпевала себя заживо и кропила святою водой свою собственную
могилу. И над всем этим стаи вспугнутых голубей, и выше всех в глубокой
синеве слабо поблескивает белыми крыльями общий монастырский любимец,