"Даниил Лукич Мордовцев. Ирод " - читать интересную книгу автора

всякого суда, не донося даже мне, казнил собственной властью. А, каков
мятежник?
- Да, точно ты и не первосвященник, не глава, не отец иудейского
народа; это ужасно! - качала головой Александра.
- Да, да! - вдруг разгорячился Гиркан. - И этого разбойника вдруг
начали прославлять и сирийцы, и римляне... "Герой Ирод!" - кричат везде.
Даже в моем царском дворце тайные соглядатаи и рабы римлян перешептываются:
"Быть царем Ироду". Преданные мне слуги давно говорят: "Ты, царь, выпустил
напрасно из рук своих вожжи. Их ловкою рукою схватил Антипатр с Иродом и
Фазаелем, а тебе осталась только кличка царя и первосвященника. Доколе -
говорят - ты будешь оставаться в заблуждении, вскармливая себе на гибель
царей? Теперь Ирод правит Иудеей, а не ты".
- Да это и правда, - подтвердила Александра, - ты, отец, слишком добр.
Ты и внуков своих не можешь усмирить: вон они уже на тебе верхом сидят.
- Да, да, прочь, козлята, - отбивался старик от детей, - а то я вас с
Иродом отправлю на Голгофу. Но вот что, - продолжал серьезно Гиркан, -
прежде у меня не было повода казнить Ирода, а теперь есть: это его злодеяние
в Галилее, око за око, зуб за зуб, по писанию... Казнь за казнь! Сегодня он
должен предстать перед синедрионом, и я иду судить его... На Голгофу! На
крест!
Гиркан осторожно спустил с колен детей, выпрямился во весь свой
величественный рост и пошел к ожидавшим его царедворцам, чтобы отправиться в
синедрион.
- Какой дедушка сегодня сердитый, - сказала Мариамма, следя глазами за
величавой походкой первосвященника, - он непременно велит распять Ирода.
Но Александра этому не верила. Она вспомнила, что жалостливый Гиркан
даже в храме, когда приводили агнцев на заклание, закрывал глаза, чтобы не
видеть мучений невинных овечек.

V

Гиркан, сопутствуемый придворными чинами, прибыл в синедрион, когда
верховное судилище было уже все в сборе.
Члены синедриона тотчас же по лицу первосвященника заметили, что он
чем-то смущен и даже напуган. Однако все почтительно встали при его
появлении.
- Мир вам, - сказал он как-то растерянно и занял свое место.
В нем теперь нельзя было узнать того добродушного дедушки, которого за
несколько минут перед этим так тормошили и забавляли Мариамма и Аристовул, и
еще менее он напоминал того величавого и даже грозного первосвященника,
который, собираясь идти в синедрион, воскликнул: "На Голгофу! На крест
Ирода!"
Как бы то ни было, он занял свое почетное место, нечто вроде трона.
Недалеко от него поместились главы синедриона: раби Семаия и раби Автилион,
а по бокам их прочие члены верховного судилища. Перед судьями на столе
лежали свитки законов и донесения из разных мест и городов Иудеи, Самарии и
Галилеи, подлежавшие обсуждению синедриона.
- Державный царь и вы, почтенные судьи синедриона! - начал Семаия. -
Нам предстоит обсудить деяния, я скажу прямо - злодеяния Ирода, сына
Антипатра, недостойного наместника Галилеи. Вам известно, что когда римляне,