"Даниил Лукич Мордовцев. Тень Ирода (Идеалисты и реалисты) " - читать интересную книгу автора

артиллерии подьячей Микишка Бортнев.
- В чем твое челобитье? - спросил царевич.
- Всемилостивейший, благороднейший, благоутробнейший государь царевич,
сын святой матери нашей восточной церкви и сопрестольник всея российской
державы, призри благоутробием щедрот милости своей, ради имени всещедрого
милостивого нашего владыки высокопрестольного царя славы, подаждь ми, старцу
убогому, милостыню - вели, государь, челобитье мое принять и по оному
милость учинить! Государь, смилуйся, пожалуй!
Все это он проговорил одним духом, точно выпалил из своего беззубого
рта, и когда царевич взял челобитную, подьячий поклонился и поцеловал землю.
- Лобызаю подножие ног твоих, - прошамкал он и снова пополз в толпу.
Толпа расступилась перед ним как перед зачумленным. В то время, когда
существовали застенки и пытки, когда одно произнесение "слова и дела"
увлекало вместе с произносившим его десятки жертв на "дыбы" и "виски", а
потом на виселицы, на колеса, на колья, подача челобитной казалась чем-то
страшным.
Ползущий на коленях странного вида человек с бумагой на голове,
странная, необычная речь его, целование земли - все это произвело такое
сильное впечатление на толпу, повеяло чем-то до того страшным, словно
вот-вот идет что-то неведомое, что-то случится, что-то как бы уж за плечами
стоит, или выйдет из земли, из пещер что-то невиданное, неожидаемое... а тут
сам царевич, сын того великана-царя, который творит что-то непостижимое,
страшное, за моря неведомые ездит, по воде ходит, старину святорусскую
гонит... а сколько крови-крови-крови... Все это неуловимое что-то, что-то
безотчетное крыльями повеяло над толпой - толпа застыла...
- Ох, лишечко! Вже й поихали! - раздался вдруг голос в толпе.
Толпа очнулась от кошмара. Царевича уже не было.
- Ой, матинко! Треба доганять! - продолжал звонкий голос толстокосой с
массою монист на шее киевлянки.
Действительно, кто смог - бросился догонять. Вдали виднелась пыль, а из
нее выделялась, в профиль, поникнутая голова царевича да статная фигура
скакавшего впереди своего отряда драгунского капитана. Толпа хлынула за
бегущими. У лавры остались только нищие, слепые да старые.
- Се мимо иде - и се не бе... Буди благословенно имя Господне, ныне и
присно и во веки веков, - произнес седой странник, говоривший о печатании
людей, и перекрестился двуперстным крестом.
- О-ох, грехи наши тяжки... последние денечки приходят, конец
светушка, - захныкала первая богомолка. - Поди и капустку осенью не успеем
собрать, как свет переставится.

II
СПАСЕНИЕ УТОПАЮЩЕЙ

Яркое весеннее утро. Невдалеке виднеется Киев, расползшийся по зеленым
горам, полугорьям и косогорьям, которые как бы играют с зеленью, то прячась
в нее, то выглядывая из-за нее на синее небо, на синий Днепр и на синюю даль
левобережья. На синеве неба отчетливо вырезываются купола, главы и золотые
кресты церквей. Видно даже, как над колокольнями кружатся голуби,
всполошенные звоном колоколов.
Голубая масса воды, называемая Днепром, тихо, словно бы апатично,