"Даниил Лукич Мордовцев. Авантюристы (Историческая повесть времени царствования Екатерины II) " - читать интересную книгу автора

Вяземский почтительно подал требуемое. Екатерина взяла перо, обмакнула
в чернила и нагнулась к столу.
- Графов Зановичей заключить в Нейшлотскую крепость без сроку, -
сказала она и написала это.
Вяземский молча поклонился.
- Учителя Салморана сослать в Сибирь на вечные времена.
Вяземский еще раз поклонился.
- Зорича освободить от всяких подозрений.
Снова Вяземский кланяется.
- Что касается Изан-бея, Неранчича и барона фон Вульфа, - сказала
Екатерина, передавая сенатский журнал Вяземскому, - то я советовала бы им
бросить совсем карты.

VIII. НА МЕСТЕ ХРАМА ИФИГЕНИИ В ТАВРИДЕ

Прошло около четырех лет.
Зорич продолжал праздно жить в своем Шклове и с грустью вспоминать о
том времени, когда он был наверху славы и могущества, когда Миллионная
против его дворца была запружена каретами его хвалителей и льстецов, с утра
до ночи толпившихся в его приемной и ждавших его милостивого взгляда...
Давно все прошло...
И вот он тоскует в своем Шклове. Зановичи продолжают сидеть в
нейшлотских казематах. Салморан - изнывать в далекой, холодной Сибири.
Неранчич нашел себе дело - молодечествует в гусарах, шибко идет в гору и
по-прежнему не выпускает изо рта трубки, а из рук - карт. У Изан-бея умер
старший брат, и султан, узнав о существовании Изан-бея, повелел ему
возвратиться в Константинополь и даже приблизил его к своей особе: Изан-бею
поручена была одна из высших и почетнейших придворных должностей - подавать
султану умываться.
Где же барон фон Вульф?
Перенесемся мысленно на юг, под ясное бирюзовое небо только что
приобретенного от Турции Крыма, к тому месту, где ныне Севастополь,
Георгиевский монастырь и Херсонес, бывший Корсунь.
Роскошный майский вечер. Жаркое солнце, которое немилосердно жгло днем,
с самого утра, подбившись далеко к западу, уже не палит, а только нежит
теплотой юга. Спокойное, как зеркало, бирюзовое море дышит только у берега,
неустанно набегая на острые зубья прибрежных скал и на отшлифованные вечным
трением приливов и отливов валуны и гальки. От этого спокойного дыхания
великана веет на берег тихим, ласкающим ветерком. Над морем вьются чайки,
оглашая тихий воздух жалобным криком. Дальше из бирюзы моря белеются кое-где
небольшие паруса, словно поднятые крылья тех же белых чаек. На небе хоть бы
облачко. На дальнем востоке высится гигантскою спиною, как бы подпирающее
небо, исполинских размеров продолговатая скала - это Чатырдаг, земной трон
Аллаха.
На том месте, где ныне над исполинским обрывом к морю ютится
Георгиевский монастырь, в конце XVIII столетия еще ничего не было. Валялись
кое-где обломки каменных плит, проросших колючею травою, да кусочки мрамора,
как бы осколки от каких-либо зданий, неведомо когда здесь стоявших и
неведомо когда разрушившихся и сровнявшихся с землею. Некоторые русские
академики, посетившие тогда в первый раз Крым, утверждали, что на этом самом