"Глеб Морев. Критическая масса, № 1 за 2006 " - читать интересную книгу автора

важна в сравнении с самим фактом превращения. В самом деле, промышленный
переход.
Ну и что мы должны делать с тем, что не с чем сравнивать? Все
вышеприведенные сходства лишь часть памяти кого-то, кто пытается применить
себя к чему-то, что здесь написано. Это не проблема самих стихотворений, но
проблема объяснить Шваба кому-то, кому попадется эта рецензия. Все,
собственно, пишется им старику Каминскому (они, потому что, встретились -
старик и Каминский, это был один человек).
А рецензии пишутся не для читателей - для авторов. Спасибо, Леонид.
Рецензент не знает, как вы всё это делаете.

Борис Дубин
КНИГА НЕУСПОКОЕННОСТИ

Елена Фанайлова. Русская версия. М.: Запасный выход / Emergency Exit,
2005. 144 c. Тираж 2000 экз. (Серия "Внутренний голос")

Эпитет "русский" вынесен в заголовок книги и смотрит на нас прямо с
обложки. Это слово и раньше встречалось у Елены Фанайловой, чаще в названиях
отдельных стихов или циклов: "Русский альбом", "Русские любовные песни",
"Русское видео", наконец "русский роман" ("Уходит жизнь, как русского
романа// Повествованье...") 1. Оно обозначало жанр. А теперь отсылает к
языку, но языку особому. Он - родной, "материнский" - введен через фигуру
"другого", мотивирован обращением к читателю, с которым здесь и сейчас, в
месте и времени исполнения, связывает. Сошлюсь на автокомментарий из
разговора Фанайловой с издателем Борисом Бергером одного из нестихотворных
текстов, вошедших в книгу (факт соседства с рефлектирующей прозой, как можно
понять, для Фанайловой важен, и фигура устной обращенности к собеседнику,
когда адресат - и герой автора, и его ключевой прием, опорная точка поэтики,
еще раз продублирована в сборнике прикрепленным CD с ожидающим-оживающим на
нем голосом поэта):
Фанайлова: У меня все время такое чувство, что я адаптирую для русского
читателя какую-то информацию, которая у меня в голове сконструирована по
совершенно нездешнему образцу. Вроде бы я пишу очень русскую историю, то
есть историю человека, который живет на этой земле, в этой стране, он сложен
всей русской культурой, ее достоинствами и недостатками. Но он себя все
время чувствует как переводчик. Вышел на экраны родины американский
блокбастер, и нужно сделать русскую версию этого фильма.
Бергер: Адаптация.
Фанайлова: Да. Адаптация.
Вот именно, поэт тут - "переводчик", и "русское" для него -
посредническое. Но, может быть, даже больше того: автор и сам становится
собственным персонажем - голосом, одним из говорящих в книге голосов. Для
меня как читателя такая ситуация рождения речи через ее вручение другому и
превращение в предмет речи стала в свое время опознавательным знаком
Фанайловой-поэта. Первыми из ее стихов, которые запомнились мне тут же и
накрепко, были вот эти:

Я как солдат приходя с войны говорит жены Проверь мне
полные карманы набитые ржи Подай нам полные стаканыналитые ржой