"Глеб Морев. Критическая масса, № 1 за 2006 " - читать интересную книгу автора

И больше не исчезай...
("Памяти деда" )

Сдвиг ударения тут - не стилизация под "простонародный" говор, а
мускульное усилие произнесения слова, вытягивания себя из немоты.
Скажу сразу: Елена Фанайлова выделяется для меня в современной русской
поэзии той решительностью, с какой отдает пространство своих стихов голосам
других. На этом пути к "несобственно-прямой" речи Фанайлова не одинока,
некоторых из своих разрозненных спутников она называет в интервью, к книгам
других обращается в статьях 2. По конструкции и новый ее сборник - "роман
голосов" (один из заголовков, который я мысленно примерял к своей рецензии),
причем роман, рефлектирующий над таким непривычным состоянием и оправданием
лирики. Вот фанайловское "определение поэзии" в цикле, озаглавленном цитатой
из Мандельштама (сами приводимые ниже стихи интонационно написаны "поверх"
пастернаковского "Как в пулю сажают вторую пулю..." - такая одновременная,
стереоскопическая отсылка к нескольким разным адресатам в поэтике
Фанайловой, отмечу, принципиальна, я к ней еще вернусь):

Как ломают руки и жмутся в угол, Как жалеют кукол и любят
пугал, Как решаются замерзать в степи, Как покойнику гладят
лицо, говорят: поспи.

То ли чувства добрые пробуждает, То ли тащит за волосы в
дурдом, То ль сожителя бедного заражает Отвращением, яростью и
стыдом...

Как дворянка дворника обожает И нутро свое барское
обнажает Собираясь высечь и лоб забрить, А потом как полено его
валяет И немого треплет и умоляет Человеческим голосом
заговорить

Потому что сама не умеет
("Стихи о русской поэзии" , 2)

Этот ход авторской мысли важен, и вот почему. Образ и правомочность
поэта, который так или иначе вводит себя в стихи, а уж тем более - рискует
именоваться в них "я", сегодня в России приходится, хочешь не хочешь,
обосновывать заново. Он, поэт (его "я") - под вопросом, и это знак
серьезного перелома, может быть, не только для поэзии. В более общем плане
проблемой стал адресат, а говоря шире - герой, фигура, к которой обращаются
и с которой обращаются, разворачивая это обращение к alter ego в лирический
сюжет. Как, впрочем, и сюжет эпический, повествовательный: ведь и персонаж
романа - не столько действующее лицо (простодушная иллюзия старого реализма
и его читателей, разрушенная уже Флобером), сколько адресат или маска
автора. Точнее, занимающий его адресат представлен тут как действующее лицо,
и собеседник играет роль соратника или соперника (а может - в других
обстоятельствах - стать самостоятельным автором, вроде гетеронимов Мачадо
или Пессоа).
Поэзия - экспериментальная площадка словесных искусств новейшего
времени. Так получилось, что в России она отдувается сейчаc не только за