"А.П.Морозов. Программист" - читать интересную книгу автора

нечаянный недосмотр старшины. Ходили мы слегка осоловевшие от плотных
солдатских харчей и недосыпания. Ребятишки некоторые совсем подрасклеились.
Лександрыча вывозил природный юмор, приспособляемость (прошу не путать с
приспособленчеством!) и частая московская почта. Как будто он делал себе
инъекции антиуныния, потому как несерьезности его было столько, что хватало
и на других. А несерьезность, если уж видишь, что дело не полоса или просто
туговато как-то оно все - в этом случае просто наипервейшая вещь. Так вот,
этой наипервейшей вещи было у него более чем. Ну просто на всех. На шарап.
Хватило бы и на меня. Ну да для меня самого это было скорее роскошью, чем
необходимостью. Я хоть специально никогда не накачивался, но на пляже
раздевался спокойно, было что показать. В общем, парень я физически крепкий,
энергичный, "гнилая интеллигенция" - это совсем из другой оперы, не про меня
совсем. Ну и там я поагрессивнее даже получался, чем Геныч. Он все старался
только уравновесить давление, не раскачивать лодку. Понимал, что это
временно, и не раскрывался, не расходовал себя. Это я уже теперь для себя
усек. Ну а уж я-то не упускал ни одного случая, чтобы не сцепиться со
старичками, со старшиной роты, а то и с офицерами. Ладно, с офицерами-то
нам, "лицам с высшим образованием", разговаривать как раз было легко. Так
ведь не от них танцевались все наши печки-лавочки.
Ну, так или иначе, а у Геныча к августу обнаружилась какая-то болезнь
горла, и его демобилнзовывали раньше, даже без прохождения венчающих нашу
годичную службу двухмесячных курсов по подготовке офицерского запаса.
И вот когда он начал рассчитываться со старшиной роты и каптерщиком,
выяснилось, что его ножны дли штыка сильно погнуты (где и когда - не суть
дело. Скорее всего кто-нибудь из "старичков" незаметно подменил), а
парадные, особой твердости материала погоны и вовсе отсутствуют. Мог бы ои,
конечно, спокойно обсудить все положение с каптером. Калинчук - солдат
второго года службы, мужичок-кулачок, конечно, как оно и положено каптеру,
будь-будь, но дело-то плевое, не такое улаживалось, ан... человек
увольняется - это уж особь статья.
С паническим видом, радостный и испуганный - все в болтанку, он
прибежал в караулку и, узнав, на каком я посту, примчался ко мне. По главе
устава, озаглавленной "Обязанности часового", я, понятное дело, не имел
права подпускать к себе никого, кроме разводящего и лиц, прибывших с ним.
Согласно уставу я должен был сначала крикнуть Генке: "Стой, кто идет?" Если
бы он продолжал бежать ко мне, я, даже узнав его, должен был крикнуть:
"Стой, стрелять буду!" При отсутствии понимания моих речей со стороны Гены я
должен был дать один предупредительный выстрел, а затем... Впрочем, ни до
каких ужасов не дошло. Не стал я ему ничего кричать, а подождал немного,
пока он добежал до меня, и выслушал его дембельную горячку.
Дело было ясное. Я рассказал ему, в каком месте под матрацем моей койки
он найдет парадные погоны, а затем взял его искривленные ножны и отдал ему
свои, исправные. Геныч повернулся и, помахав мне рукой, в несколько
невероятных прыжков исчез из виду. "Спринтер-шплинтер", "черная
неблагодарность" - так и хотелось мне пульнуть ему под пятки, на смазку, но
человек увольняется - особь статья.
А в середине ноября по присвоении мне звания младшего лейтенанта запаса
убыл на гражданку и я. Генка смеялся, как дите малое, неразумное, печатал
строевой шаг на паркете в квартире Короткова (еще один из лиц с высшим
образованием), зычным голосом подавал команды "Кру-у-гом!" и "Ле-е-вое