"Фотина Морозова. Записки литературного негра " - читать интересную книгу автора

личность любуется со стороны, чего я там вытворяю. Смотрите, как я органично
употребляю служебный милицейский жаргон! Смотрите, как я здорово описываю
эротическую сцену от мужского лица - включая ощущения со стороны органов,
которых у меня никогда не было... Эх-х, жаль, никто из читателей этого не
оценит. Чтобы оценить, надо знать о различиях между мной и Писателем. А если
различие чувствуется, порождая диссонанс, значит, не так уж безупречно я
притворяюсь... Короче, главный комплимент Максим Максимычу Исаеву - чтобы
его продолжали считать штандартенфюрером Штирлицем.
Быть Штирлицем удобно. Ты лишаешься собственного имени и биографии, но
взамен приобретаешь возможность попробовать много такого, чего лишен был
Исаев. Глушить шнапс в кабачках и бить морды бюргерам. Носить красивую
черную форму. Пользоваться преимуществами арийского происхождения. Получать
сентиментальные открыточки на Рождество... Кое-что из списка на фиг сдалось,
зато остальное может принести совершенно особенные чувства. И главное из
этих чувств - свобода. Странная, соблазнительная свобода не быть собой.
Это ведь только в идеале писать от себя - свое - легко и приятно...
"Здравствуй, брат, писать очень трудно", - приветствовали друг друга члены
объединения "Серапионовы братья". Взаимоотношения художника с тем, что он
нащупывает, ищет, буквально видит, но не может воплотить, мучительны, как
пульпит, настигший в местности, где не водятся стоматологи. Заказной роман
на время избавляет писателя от этой борьбы. В работе литнегра немало
трудностей, но вот эта - главная - отсутствует.
И, знаете, это действует освежающе...
Переставая изводить себя из-за неточного слова или неудачного
построения фразы, писатель входит в первоначальное состояние детской игры -
а что такое литература, как не игра? Притворимся, что эта песочница -
космический корабль, а в кустах засел инопланетянин. Притворимся, что я - на
самом деле не я, а Хрюндин... От лица Хрюндина я могу написать то, чего не
могу себе позволить написать от собственного лица. От лица Хрюндина я имею
право писать хуже, чем от собственного лица. И, парадоксально, от разрешения
себе писать хуже иногда выходит "лучше". Отрешаясь от круглосуточной заботы
о слове, лихорадочно следуя за сюжетом, писатель срывается с тормозов - и
начинает выписывать по автостраде такие лихие виражи, что иногда,
перечитывая, сам себе поражается: а ведь, тудыть-растудыть, отлично вышло!
Однако "отлично - именно для заказного романа.
Здесь заключен камень преткновения, о который я не устаю спотыкаться.
Да, у меня есть отменно написанные заказные вещи - и написанные "от себя"
произведения, перечитывая которые, я просто плююсь. Но в заказном романе
всегда присутствует что-то, сводящее его достоинства на нет. Какая-то
ограниченность милицейской мысли. Какая-то крикливость и убогость уголовной
темы. Короче, как ни упаковывай в блестящий фантик коричневую субстанцию,
запах выдаст, что внутри - не шоколадка.
Читатель проекта, вероятно, не замечает этого запаха. Зато его обоняю
я. Обоняю своей спрятавшейся, но не исчезнувшей личностью. Которую я не могу
передоверить ни Хрюндину, ни Штирлицу. Ни главному редактору. Ни писателю.
Вообще никому. Которая сидит и по-гоголевски мечтает: вот бы приставить к
носу Василия Прокофьевича губы Серапиона Амадеевича, а к собственному
серьезному содержанию - отвязную лихость заказных романов...
Видимо, пока не вышло. Иначе Вы не читали бы эти записки.
Oпубликовано: 10.08.07