"Фотина Морозова. Заглохший пруд" - читать интересную книгу автора

по-настоящему оценить сохраняемые в ней сокровища.
- Что же, вы хотите их обмануть?
- Вовсе нет! Но первыми пусть войдут дети. Я доверяю тебе, Клаус. Ты
войдешь, и узришь, и тогда решишь, стоит ли делиться сокровищами гномов со
взрослыми. И представляют ли они для них ценность...

Совет самых почтенных людей деревни не докладывал мальчишкам о том,
какой вердикт он вынес в отношении просьбы гномов. Однако, чтобы не заметить
изменений, постепенно постигших пруд, требовалось быть слепым. Еще вчера
вода в пруду была чиста, словно зеркало во дворце - и глядь, отчего-то это
зеркало постепенно принялось затягиваться зеленоватой ряской, которая день
ото дня становилось все плотнее и темнее и постепенно набирала сочный ржавый
оттенок.
Плакучие ивы, нежно горевавшие над прудом, также переживали изменения:
кора их потемнела и сморщилась, они стали грубыми, коленчатыми, костлявыми,
точно непристойные лесные ведьмы, и больше не наклонялись, а скрючивались
над водой - впрочем, можно ли было назвать водой ту жижу, которая теперь
заполняла берега? А жижа все уплотнялась и уплотнялась...
Изменения происходили медленно, и все же сомневаться не приходилось:
пруд превратился в торфяное болото. Не высились вокруг него изваяния богов и
героев - зато ивы, хватая луну по ночам, действительно походили на
фантастических животных. И самое, возможно, зловещее преображение коснулось
луны, которая с недавних пор отчего-то окровавела и стала всходить в таком
виде что ни полнолуние, тревожа эту, в общем, непритязательную местность.
И казалось, что если ночью пойти по единственной деревенской дороге, с
сердцем, стиснутым грустью, то легко будет прикоснуться рукой к этой луне -
только страшно, не осталась бы рука после этого красной на всю жизнь.
Но деревня процветала. А если не глазеть на луну, а попросту спать по
ночам, как это полагается всем добрым обывателям, то волноваться совсем
нечего. А воды, чего там, довольно в колодцах, и совсем ни к чему содержать
всей деревней излишний дополнительный водоем.
Только Клаус, который все еще не мог позабыть облака, проплывавшие
внутри прозрачной глыбы воды, начинал время от времени грустить и даже
упрекнул Фердинанда:
- Я видел маленькую девочку, что плакала над болотом - а ведь она вряд
ли помнит наш пруд так отчетливо-утраченно, как помню его я! Фердинанд, я
понимаю, что людям нужно одно, а гномам - другое. Но зачем ты так
безжалостен к человеческой радости!
- Ты говоришь о радости? Спроси, что доставляет твоим односельчанам
больше радости: богатство и довольство - или любование облаками и никчемными
ивами! Пруд сравнивают с зеркалом - и поистине, это зеркало их души:
поддавшись корысти, они осквернили его, сделав вязким и вонючим.
Клаусу захотелось заплакать, и он едва не поддался слабости:
- Значит, правду говорила мне матушка еще вначале: о том, что не след
человеку связываться с гномами! Зачем я поддался на твои рассказы и
разговоры о дружбе!
Фердинанд похлопал его по плечу, словно герцог вассала:
- Ну, что ты! Я не лгал о дружбе, не лгу и сейчас; просто, видимо,
дружба с гномами выявляет в человеке его истинное зерно... Вся надежда на
тебя, Клаус. И на твоих друзей. Вы не разучились видеть прекрасное и остро