"Дэвид Моррелл. Последняя побудка" - читать интересную книгу автора

До поры до времени. Но я ведь не знал, что такое настоящая зима, и
ждал, пока она кончится. А она продолжалась и продолжалась, делалось все
холоднее и холоднее, а снег все глубже и глубже. И хорошо, если б так было
месяц или два, но прошло три, четыре месяца. Пять. И мне казалось, что
конца не будет никогда. Вдруг я заметил, что разговариваю сам с собой, со
зверями или с деревьями, а лед стал таким толстым, что пробить его стало
невозможно. И было так холодно, что даже звери уже не вылезали из нор, и
мне приходилось проводить день за днем в хижине, вставать позже, ложиться
раньше, есть меньше, я почти перестал умываться и причесываться и все время
разговаривал сам с собой. Проще говоря, сходил с ума из-за отсутствия
собеседника. Казалось, я прошел полный круг: сначала ужас, когда я понял,
что совсем один, потом попривык к этому, а затем докатился до болтовни с
самим собой. И вот снова ужас от одиночества. Потом случилось нечто
странное. Я привык. Сам не знаю как. Сила воли тут ни при чем. Просто все
как-то сделалось проще. Сначала я доказал себе, что в удобствах не
нуждаюсь. Теперь оказалось, что я не нуждаюсь и в людях. Мне было
достаточно целыми днями просто сидеть у огня, скрестив ноги, без единой
мысли в голове, ничего не видя, ни о чем не думая, слыша только какой-то
один бесконечный звук, который мне очень нравился. Я никогда не чувствовал
такого покоя и такой ясности. Снег к тому времени уже засыпал мою лачугу по
самую крышу, и мне пришлось прорыть туннель вверх, чтобы выбираться на
свежий воздух, но я редко выходил, просто сидел у огня, а тяжелый снег,
покрывавший хижину, казалось, приглушал все звуки. Наверное, я бы там
остался и умер, если бы не оттепель.
Оттепель в тот год наступила рано. Вернее, это потом мне так сказали.
Я-то сам не понимал, что рано, а что поздно. В конце концов, я уже потерял
счет дням и месяцам. Но оттепель все-таки наступила рано и вернула меня к
действительности. Я осознавал происходящее с трудом, мне совсем не хотелось
ни о чем думать. Но тут я ничего не мог поделать, жизнь есть жизнь.
Хижина промокла насквозь от таявших снегов, и я осмотрел шкурки и
меха. Их оказалось слишком много. Чтобы спустить их вниз, мне понадобилось
бы специальное приспособление. Но я охотился на этих зверей, и мне
казалось, что нехорошо по отношению к ним просто взять и все бросить. Я
соорудил нечто между рюкзаком и носилками, погрузил свое добро и двинулся
вниз. Снег был еще очень глубок, и я долго добирался до охотничьего шалаша;
там оказалось два ковбоя, но я не знал, как с ними разговаривать. Черт
возьми, они тоже не знали, как со мной говорить! Они только поглядели на
меня, искренне удивляясь моему появлению. Но они рассказали мне новости. О
железной дороге. О том, что в долине зима. Я не хотел ничего слушать. Для
меня это был пустой звук. Они мне сообщили, какое было число и месяц, но
этого я тоже не хотел знать, и вообще я разговорился с ними лишь потому,
что они оказались в шалаше; хотя они предложили мне помощь, я заявил, что
ни в чем не нуждаюсь, и по-быстрому ушел.
Я добрался до ближайшего города только через несколько недель. К тому
времени снова похолодало; оттаявшая земля замерзла, но я чувствовал себя
крайне неуютно, не то что сидя в хижине. Я понял, что снова влип. Мне надо
было успокоиться, и теперь я только и ждал, чтобы снова заговорить с
людьми. Я стал осматривать город; снег на склонах подтаял, виднелись
долина, камни, кусты, коричневая трава, а меня что-то грызло. Я не понимал,
что именно, но это имело отношение к тому, что мне сказали ковбои. Что-то