"Андрэ Моруа. Воспоминания (Фрагменты книги) " - читать интересную книгу автора

почти бессознательно, и он на редкость легко "пошел". Может быть, потому,
что чем-то напоминал мою собственную жизнь. Вымысел, правда, был весьма
далек от реальности, и те, кто прочтет подряд "Превратности любви" и мои
мемуары, увидят, насколько они различны. Люди, не посвященные в алхимию
вызревания романа, будут искать прямые соответствия между жизнью и
литературным произведением. Но их не существует. Я лишь напитал моих
вымышленных персонажей подлинными человеческими страстями, отсюда и их
правдоподобие.
В первой редакции романа Филипп Марсена, похоронив Одиль, решается на
фиктивный брак, чтобы оградить себя от романтических увлечений. Он берет в
жены собственную кузину, Рене Марсена, немолодую и некрасивую девицу
сурового нрава. Когда я перечитал написанное, то обнаружил некоторые
несоответствия. Мой Филипп, каким он выведен в первой части, видел в Одили
Сильфиду своих грез и не мог решиться на брак по расчету, который я ему
навязал. Чтобы женить Филиппа вторично, надо было уверить его в том, что он
вновь обрел исчезнувшую Сильфиду, и придумать ему женщину "в его духе",
такую, чтобы он искренне поверил в перевоплощение Одили. Изабелла родилась
из невозможности женить Филиппа на Рене. В сущности, Изабелла - это Филипп в
юбке, точно так же как у Стендаля Ламиель - это Жюльен Сорель в женском
варианте. Изабелла становится для Филиппа не столько второй Одилью, сколько
олицетворением его собственной юности.
Закончив новый вариант романа, я понял, что первая часть вышла
волнующей, а вторая - неприятной. В чем же дело? Да в том, что в первой
части герой не устает повторять: "Я любил, но не был любим", во второй части
он причитает: "Я любим больше, чем люблю сам", и в этом сквозит гнусное
самодовольство. Я решил "вывернуть" вторую часть, превратив ее в исповедь
Изабеллы. Вот так, вынужденно, а вовсе не по изначально продуманному плану
роман принял форму диптиха, которую одни сочли оригинальной, а другие ругали
за искусственную симметрию. Из всех моих книг "Превратности любви" снискала
наибольшее число читателей, правда, не в англосаксонских странах, хотя
Вирджиния Вулф написала о ней необыкновенно умную и проницательную статью;
книгу читали во Франции, Германии, Италии, Испании, Польше и Латинской
Америке, а теперь еще и в СССР. Стоит ли книга того? Отражает ли она
истинное лицо любви? "Да будет судьей любящий, а я воздержусь от решения".
"Превратности..." я закончил в Шалдорф-парке, в Суррее, куда мы уехали
на лето. Весной того же 1928 года я читал в Кембридже ежегодный курс лекций
по литературе. В 1927 году этот курс читал Эдуард Морган Форстер; Десмонд
Маккарти должен был читать его в 1929-м. Форстер взял себе темой "Взгляд на
роман", я выбрал "Взгляд на биографию" и постарался раскрыть своим
слушателям некоторые премудрости ремесла биографа. Курс длился шесть недель;
на этот период лектора селили в Харкуртских палатах Тринити-колледжа -
величественных апартаментах, свидетелях многих исторических событий; трапезы
мои проходили за Высоким столом, я сидел бок о бок с главой колледжа, видным
физиком сэром Джозефом Томпсоном. "Почему Англия дает миру столько
знаменитых ученых?" спросил я его однажды. "Потому что мы не преподаем науки
в школах, - объяснил он. - Свежие головы, интересующиеся физикой, приходят
сразу в лабораторию, не успевая погрязнуть в рутине теорий".
Я всей душой полюбил Кембридж, его старые колледжи из серого камня,
вытянувшиеся вдоль реки, нежно-зеленые береговые склоны, ивы, нависшие над
водами Кема, старинные мостики, под которыми снуют плоскодонки с молодежью,