"Мишель Монтень. Опыты. Том I" - читать интересную книгу автора

вельмож [3]. Находясь в Триенте, он получил известие о кончине своего
старшего брата, и притом того, кто был опорою и гордостью всего рода; спустя
некоторое время ему сообщили о смерти младшего брата, бывшего также
предметом его надежд. Выдержав оба эти удара с примерною твердостью, он по
прошествии нескольких дней, когда умер один из его приближенных, был сломлен
этим несчастьем и, утратив душевную твердость, предался горю и отчаянью, что
подало некоторым основание думать, будто он был задет за живое лишь этим
последним потрясением. В действительности, однако, это произошло оттого, что
для скорби, которая заполняла и захлестывала его, достаточно было еще
нескольких капель, чтобы прорвать преграды его терпения.
Подобным же образом можно было бы объяснить и рассказанную выше
историю, не будь к ней добавления, в котором приводится ответ Псамменита
Камбизу, пожелавшему узнать, почему, оставаясь безучастным к горькой доле
сына н дочери, он принял столь близко к сердцу несчастье, постигшее одного
из его друзей. "Оттого, - сказал Псамменит, - что лишь это последнее
огорчение может излиться в слезах, тогда как для горя, которое причинили мне
два первых удара, не существует способа выражения".
Здесь было бы чрезвычайно уместно напомнить о приеме того древнего
живописца [4], который, стремясь изобразить скорбь присутствующих при
заклании Ифигении сообразно тому, насколько каждого из них трогала гибель
этой прелестной, ни в чем не повинной девушки, достиг в этом отношении
предела возможностей своего мастерства; дойдя, однако, до отца девушки, он
нарисовал его с закрытым лицом, как бы давая этим понять, что такую степень
отчаянья выразить невозможно. Отсюда же проистекает и созданный поэтами
вымысел, будто несчастная мать Ниобея [5], потеряв сначала семерых сыновей,
а затем столько же дочерей и не выдержав стольких утрат, в конце концов
превратилась в скалу -

Diriguisse malls.

{Окаменела от горя [6] (лат.).}

Они создали этот образ, чтобы передать то мрачное, немое и глухое
оцепенение, которое овладевает нами, когда нас одолевают несчастья,
превосходящие наши силы.
И, действительно, чрезмерно сильное горе подавляет полностью нашу душу,
стесняя свободу ее проявлений; нечто подобное случается с нами под свежим
впечатлением какого-нибудь тягостного известия, когда мы ощущаем себя
скованными, оцепеневшими, как бы парализованными в своих движениях, - а
некоторое время спустя, разразившись, наконец, слезами и жалобами, мы
ощущаем, как наша душа сбросила с себя путы, распрямилась и чувствует себя
легче и свободнее.

Et via vix tandern voci laxata dolore est.

{И с трудом, наконец, горе открыло путь голосу [7](лат.).}

Во время войны короля Фердинанда со вдовою венгерского короля Иоанна, в
битве при Буде8, немецкий военачальник Рейшах, увидев вынесенное из схватки
тело какого-то всадника, сражавшегося на глазах у всех с отменною