"Мишель Монтень. Опыты. Том II" - читать интересную книгу автора

изобретательность, и тупость; и угрюмость и добродушие; и лживость, и
правдивость; и ученость, и невежество; и щедрость, и скупость, и
расточительность. Все это в той или иной степени я в себе нахожу в
зависимости от угла зрения, под которым смотрю. Всякий, кто внимательно
изучит себя, обнаружит в себе, и даже в своих суждениях, эту неустойчивость
и противоречивость. Я ничего не могу сказать о себе просто, цельно и
основательно, я не могу определить себя единым словом, без сочетания
противоположностей. Distinguo {Я различаю (лат. ).} - такова постоянная
предпосылка моего логического мышления.
Должен сказать при этом, что я всегда склонен говорить о добром доброе
и толковать скорее в хорошую сторону вещи, которые могут быть таковыми,
хотя, в силу свойств нашей природы, нередко сам порок толкает нас на добрые
дела, если только не судить о доброте наших дел исключительно по нашим
намерениям. Вот почему смелый поступок не должен непременно предполагать
доблести у совершившего его человека; ибо тот, кто по-настоящему доблестен,
будет таковым всегда и при всех обстоятельствах. Если бы это было
проявлением врожденной добродетели, а не случайным порывом, то человек был
бы одинаково решителен во всех случаях: как тогда, когда он один, так и
тогда, когда он находится среди людей; как во время поединка, так и в
сражении; ибо, что бы там ни говорили, нет одной храбрости на уличной
мостовой и другой на поле боя. Он будет так же стойко переносить болезнь в
постели, как и ранение на поле битвы, и не будет бояться смерти дома больше,
чем при штурме крепости. Не бывает, чтобы один и тот же человек смело
кидался в брешь, а потом плакался бы, как женщина, проиграв судебный процесс
или потеряв сына.
Когда человек, падающий духом от оскорбления, в то же время стойко
переносит бедность, или боящийся бритвы цирюльника обнаруживает твердость
перед мечом врага, то достойно похвалы деяние, а не сам человек.
Многие греки, говорит Цицерон, не выносят вида врагов и стойко
переносят болезни; и как раз обратное наблюдается у кимвров и кельтиберов
[20]. Nihil enim potest esse aequabile, quod non a certa ratione
proficiscatur {Не может быть однородным то, что не вытекает из одной
определенной причины [21] (лат. )}.
Нет высшей храбрости в своем роде, чем храбрость Александра
Македонского, но и она - храбрость лишь особого рода, не всегда себе равная
и всеобъемлющая. Как бы несравненна она ни была, на ней все же есть пятна.
Так, мы знаем, что он совсем терял голову при самых туманных подозрениях,
возникавших у него относительно козней его приверженцев, якобы покушавшихся
на его жизнь; мы знаем, с каким неистовством и откровенным пристрастием он
бросался на расследование этого дела, объятый страхом, мутившим его
природный разум. И то суеверие, которому он так сильно поддавался, тоже
носит характер известного малодушия. Его чрезмерное раскаяние в убийстве
Клита [22] тоже говорит за то, что его храбрость не всегда была одинакова.
Наши поступки - не что иное, как разрозненные, не слаженные между собой
действия (voluptatem contemnunt, in dolore sunt molliores; gloriam
negligunt, franguntur infamia {Брезгуют наслаждением, но поддаются горю;
презирают славу, но не выносят бесчестья (лат. ).}), и мы хотим, пользуясь
ложными названиями, заслужить почет. Добродетель требует, чтобы ее соблюдали
ради нее самой; и если иной раз ею прикрываются для иных целей, она тотчас
же срывает маску с нашего лица. Если она однажды проникла к нам в душу, то