"Мишель Монтень. Опыты. Том III" - читать интересную книгу автора

слуги не видели в них ничего замечательного. Лишь немногие вызывали
восхищение своих близких.
Как подсказывает опыт истории, никогда не бывало пророка не только у
себя дома, но и в своем отечестве. То же и в мелочах. Нижеследующий
ничтожный пример воспроизводит все то, что можно было бы показать и на
примерах великих. Под небом моей Гаскони я слыву чудаком, так как сочиняю и
печатаю книги. Чем дальше от своих родных мест, тем больше я значу в глазах
знающих обо мне. В Гиени я покупаю у книгоиздателей, в других местах - они
покупают меня. На подобных вещах и основано поведение тех, кто, живя и
пребывая среди своих современников, таится от них, чтобы после своей смерти
и исчезновения завоевать себе славу. Что до меня, то я не гонюсь за ней. Я
жду от мира не больше того, что он мне уделил. Таким образом, мы с ним в
расчете.
Иного восхищенный народ провожает с собрания до дверей его дома; но
вместе с парадной одеждой он расстается и с ролью, которую только что
исполнял, и падает тем ниже, чем выше был вознесен: в глубине его души все
нелепо и отвратительно, и даже если в нем господствует внутренний лад, нужно
обладать быстрым и трезвым умом, чтобы подметить это в его привычных и ничем
не примечательных поступках, в его обыденной жизни. Добавим к тому же, что
сдержанность - мрачная и угрюмая добродетель. Устремляться при осаде
крепости в брешь, стоять во главе посольства, править народом - все эти
поступки окружены блеском и обращают на себя внимание всех. Но бранить,
смеяться, продавать, платить, любить, ненавидеть и беседовать с близкими и с
собою самим мягко и всегда соблюдая справедливость, не поддаваться слабости,
неизменно оставаться самим собой - это вещь гораздо более редкая, более
трудная и менее бросающаяся в глаза. Жизни, протекающей в уединении, что бы
ни говорили на этот счет, ведомы такие же, если только не более сложные и
тягостные обязанности, какие ведомы жизни, не замыкающейся в себе. И частные
лица, говорит Аристотель [9], служат добродетели с большими трудностями и
более возвышенным образом, нежели те, кто занимает высокие должности. Мы
готовимся к выдающимся подвигам, побуждаемые больше жаждою славы, чем своей
совестью. Самый краткий путь к завоеванию славы - это делать по побуждению
совести то, что мы делаем ради славы. И доблесть Александра, явленная им на
его поприще, намного уступает, по-моему, доблести, которую проявил Сократ,
чье существование было скромным и неприметным. Я легко могу представить себе
Сократа на месте Александра, но Александра на месте Сократа я представить
себе не могу. Если бы кто-нибудь спросил Александра, что он умеет делать,
тот бы ответил: подчинять мир своей власти; если бы кто-нибудь обратился с
тем же к Сократу, он несомненно сказал бы, что умеет жить, как подобает
людям, то есть в соответствии с предписаниями природы, а для этого требуются
более обширные, более глубокие и более полезные познания. Ценность души
определяется не способностью высоко возноситься, но способностью быть
упорядоченной всегда и во всем. Ее величие раскрывается не в великом, но в
повседневном.
Как те, кто судит о нас, проникая в глубины нашей души, не придают
слишком большого значения блеску наших поступков на общественном поприще,
понимая, что это не более чем струйки и капли чистой воды, пробивающиеся
наружу из топкой и илистой почвы, так и те, кто судит о нас по нашему
внешнему великолепию, заключают, исходя из него, и о нашей внутренней
сущности, ибо в их сознании никак не укладывается, что обычные людские