"Мишель Монтень. Опыты. Том III" - читать интересную книгу автора

Бывают характеры в высшей степени своеобразные, нелюдимые, ушедшие
целиком в себя. Если говорить обо мне, то мое истинное призвание - общаться
с людьми и созидать. Я весь обращен к внешнему миру, весь на виду и рожден
для общества и для дружбы. Уединение, которое я люблю и которое проповедую,
состоит, главным образом, в переносе моих привязанностей и мыслей на себя
самого и в ограничении и сокращении не только моих усилий, но и моих забот и
желаний; достигается это тем, что я слагаю с себя попечение о ком-либо,
кроме как о себе, и бегу, словно от смерти, от порабощения и обязательств, и
не столько от сонма людей, сколько от сонма обступающих меня дел. Что же
касается физического уединения, то есть пребывания в одиночестве, то оно,
должен признаться, скорее раздвигает и расширяет круг моих интересов, выводя
меня за пределы моего "я", и никогда я с большей охотой не погружаюсь в
рассмотрение дел нашего государства и всего мира, как тогда, когда я наедине
сам с собой. В Лувре и среди толпы [15] я внутренне съеживаюсь и забиваюсь в
свою скорлупу; толпа заставляет меня замыкаться в себе, и нигде я не беседую
сам с собой так безудержно и откровенно, с таким увлечением, как в местах,
требующих от нас сугубой почтительности и церемонного благоразумия. Наши
глупости не вызывают у меня смеха, его вызывает наше высокомудрие. По своему
нраву я не враг придворной сумятицы; я провел в самой гуще ее часть моей
жизни и, можно сказать, создан для веселого времяпровождения в многолюдных
собраниях, но при условии, чтобы они не были непрерывными и происходили в
угодный для меня час. Однако повышенная раздражимость ума, которую я в себе
отмечаю, обрекает меня на вечное уединение даже в кругу семьи и среди
многочисленных слуг и навещающих меня посетителей, ибо мой дом принадлежит к
числу весьма посещаемых. Я вижу вокруг себя достаточно много народа, но лишь
изредка тех, с кем мне приятно общаться; вопреки принятому обыкновению я
предоставляю как себе самому, так и всем остальным неограниченную свободу. Я
не терплю церемоний - постоянной опеки гостя, проводов и прочих правил,
налагаемых на нас нашей обременительной учтивостью (о подлый и несносный
обычай!); всякий волен располагать собой по своему усмотрению, и кто
пожелает, тот углубляется в свои мысли; я нем, задумчив и замкнут, и это
нисколько не обижает моих гостей.
Люди, общества и дружбы которых я постоянно ищу, - это так называемые
порядочные и неглупые люди; их душевный склад настолько мне по душе, что
отвращает от всех остальных. Среди всего многообразия характеров такой, в
сущности говоря, наиболее редок; это - характер, созданный в основном,
природой. Для подобных людей цель общения - быть между собой на короткой
ноге, посещать друг друга и делиться друг с другом своими мыслями; это -
соприкосновение душ, не преследующее никаких выгод. В наших беседах любые
темы для меня равно хороши; мне безразлично, насколько они глубоки и важны;
ведь в них всегда есть изящество и приятность; на всем заметна печать зрелых
и твердых суждений, все дышит добросердечием, искренностью, живостью и
дружелюбием. Не только в разговорах о новых законах наш дух раскрывает свою
силу и красоту и не только тогда, когда речь идет о делах государей; он
раскрывает те же самые качества и в непринужденных беседах на частные темы.
Я узнаю отвечающих моему вкусу людей даже по их молчанию и улыбке и
успешнее нахожу их за пиршественным столом, чем в зале совета. Гиппомах
утверждал, что, встречая на улице хороших борцов, он узнавал их по одной
походке [16]. Если ученость изъявляет желание принять участие в наших
дружеских разговорах, мы отнюдь не отвергаем ее - разумеется, при условии,