"Мишель Монтень. Опыты. Том III" - читать интересную книгу автора

Spero equidem mediis, si quid pia numina possunt,
Supplicia hausurum scopulis, et nomine Dido
Saepe vocaturum...
Audiam, et haec manes veniet mihi fama sub imos.

{Я надеюсь, если справедливые боги и в самом деле могущественны, что ты
погибнешь, разбившись на скалах, не раз поминая имя Дидоны; я узнаю об этом,
ибо слух о свершившемся дойдет и до меня в обиталище теней [12] (лат.).}

Когда Ксенофонту сообщили о гибели в битве при Мантинее [13] его сына
Грилла, он, с венком на голове, приносил жертвы богам. Ошеломленный этим
известием, он швырнул венок наземь, но затем, слушая повествование о
происшедшем и постигнув, что эта смерть была поистине героической, поднял
его и снова надел на голову.
Даже Эпикур - и он также - утешал себя перед своей кончиною мыслями о
вечности и полезности написанных им сочинений [14]. Omnes clari et
nobilitati labores fiunt tolerabiles {Трудности, доставляющие известность и
славу, переносятся с легкостью [15] (лат.).}. И Ксенофонт говорит, что точно
такая же рана и такие же трудности и лишения тяготят полководца не в пример
меньше, чем воина [16]. Узнав, что победа осталась за ним, Эпаминонд
воспрянул духом и принял смерть с поразительной твердостью [17]. Наес sunt
solatia, haec fomenta summorum dolorum {В этом утешение, в этом облегчение
при величайших страданиях [18](лат.).}. И бесчисленные схожие с этими
обстоятельства уводят, отвлекают и избавляют нас от размышлений о смерти как
таковой.
Даже доводы философии лишь слегка прикасаются к ней, не добираясь до ее
сущности и едва скользя по ее оболочке. Первейший мыслитель первейшей из
всех философских школ, главенствующей над всеми другими, великий Зенон,
понося смерть, сказал следующее: "Ни одно зло не заслуживает уважения;
смерть заслуживает его; стало быть, она вовсе не зло"; а понося пьянство -
следующее: "Никто не вздумает доверять свою тайну пьянице; всякий доверяет
ее лишь разумному человеку; стало быть, разумный человек не может быть
пьяницей" [19]. Бьют ли подобные доводы в цель? Мне приятно видеть, что эти
образцовые души не могут отделаться от иных свойств, роднящих их с нами.
Сколь бы совершенными людьми они ни были, это, однако ж, всего-навсего
люди и ничего больше.
Жажда мщения - страсть в высшей степени сладостная; ей свойственно
некоторое величие, и она вполне естественна; я очень хорошо это вижу, хотя
личного знакомства мы с нею и не свели. Чтобы отвлечь от нее одного юного
государя, - это случилось совсем недавно, - я не стал распространяться о
том, что ударившему вас по одной щеке следует смирения ради подставить
другую; не стал я ему пересказывать и всевозможные трагические события,
изображаемые поэтами, как следствия этой страсти. Обо всем этом я не
обмолвился ни словечком и стремился только к тому, чтобы научить его
чувствовать красоту совершенно иной картины, рисуя ему почет, любовь и
благожелательность, которых он может достигнуть, проявляя снисходительность
и доброту; и я отвратил его от тщеславия [20]. Вот как делаются такие дела.
Если вас охватывает чрезмерно пламенная влюбленность, вам советуют
рассеять ее; и советуют вполне правильно, в чем я не раз и с пользою для
себя убеждался на опыте; распределите ее между несколькими желаньями, одно