"Мишель Монтень. Опыты. Том III" - читать интересную книгу автора


Мой разум не дозволяет мне огрызаться и рычать на неприятности,
насылаемые на нас самою природой, но чувствовать их - воспрепятствовать
этому он не может. Я бы обегал весь свет - с одного конца до другого, -
чтобы найти для себя хоть один сладостный год приятного и заполненного
радостями покоя, ибо нет у меня иной цели, как жить и радоваться. Унылого и
тупого покоя вокруг меня сверхдостаточно, но он усыпляет и одурманивает меня
и довольствоваться им не по мне. Найдись какой-нибудь человек или
какое-нибудь приятное общество в деревенской глуши, в городе, во Франции или
в иных краях, живущие оседло или кочующие с места на место, которые мне бы
пришлись по вкусу и которым я сам был бы по нраву, - им стоило бы лишь
свистнуть, и я полетел бы к ним, и перед ними предстали бы эти самые "Опыты"
во плоти и крови.
Так как нашему духу дарована привилегия обретать на старости лет новую
силу, я всячески поощряю его к этому возрождению; пусть он зеленеет, пусть
цветет, если может, в эти последние дни - омела на стволе мертвого дерева.
Опасаюсь, однако, что он ненадежен и способен предать; он до того побратался
с телом, что не колеблясь покинет меня, дабы устремиться за ним, едва оно
попадет в какую-нибудь беду. Я всячески подольщаюсь к моему духу, но мои
старания тщетны. Я напрасно пытаюсь отвратить его от этого сообщества и
содружества, напрасно занимаю его Сенекой и Катуллом, дамами и придворными
танцами; если у его сотоварища рези, то ему кажется, что они также и у него.
И он тогда не справляется даже с той деятельностью, которая для него - дело
привычное, и более того, свойственна лишь ему одному. В таких случаях от
него веет ледяным холодом. В его творениях не остается и следа
жизнерадостности, если она покинула тело.
Наши учителя допускают ошибку, когда, исследуя причины поразительных
взлетов нашего духа и приписывая их божественному наитию, любви, военным
невзгодам, поэзии или вину, забывают о телесном здоровье и не воздают ему
должного, - здоровье пышущем, неодолимом, безупречном, беззаботном, таком,
каким некогда наделяли меня по временам мои весенние дни и ничем не
нарушаемая беспечность. Этот огонь веселья воспламеняет дух, и он вспыхивает
порой с ослепительной яркостью, намного превосходящей обычную меру его
возможностей и порождающей в нем безудержный, если не безграничный восторг.
Вот и выходит, что нет ни малейшего чуда, если противоположное состояние,
угнетая мой дух, заставляет его поникнуть, сковывает, словом оказывает на
него противоположное действие.

Ad nullum consurgit opus, cum corpore languet.

{Он не берется ни за какое дело, когда его тело утомлено [13] (лат.).}

А между тем он требует от меня, чтобы я был ему благодарен за то, что
он якобы уделяет гораздо меньше внимания своему сотоварищу - телу, чем это
принято у людей. Но пока между нами установлено перемирие, давайте устраним
из нашего общения всяческие раздоры и несогласия:

Dum licet, obducta solvatur fronte senectus

{Покуда можно, следует изгонять с омраченного лица старческую угрюмость