"Мишель Монтень. Опыты. Том III" - читать интересную книгу автора

свои недостатки, чтобы уметь рассказать о них. Кто таит их от другого, тот
таит их и от себя.
А если он видит их, то они представляются ему недостаточно скрытыми, и
он старается убрать и упрятать их от собственной совести. Quare vitia sua
nemo confitetur? Quia etiam nunc in illis est; somnium narrare vigilantis
est {Почему никто не признается в своих недостатках? Потому, что они
остаются и поныне при нем; чтобы рассказать о своем сновидении, нужно
проснуться [22] (лат.).}. Усиливаясь, телесные недуги становятся явными. И
мы убеждаемся, что почитавшееся нами прострелом или ушибом - на самом деле
подагра. Недуги души, набираясь сил, напротив, делаются все более темными и
непонятными. И больной, охваченный тягчайшим из них, менее всего чувствует
это. Вот почему следует почаще вытаскивать их на свет божий и ворошить
беспощадной рукой, выискивать их и извлекать из глубин нашего сердца.
Удовлетворение как в добрых, так и в дурных делах - это порою только
признание в них.
Существует ли прегрешение до такой степени мерзкое, чтобы это
освобождало нас от нашего долга признаться в нем?
Притворство для меня мучительно, и, не имея расположения отрицать то,
что в действительности мне достоверно известно, я избегаю брать на себя
сохранение чужих тайн. Я могу молчать о них, но отпираться и изворачиваться
без насилия над собой и крайне неприятного чувства я не могу. Чтобы быть
по-настоящему скрытным, необходимо обладать соответствующей природной
способностью, но сделаться скрытным по обязанности нельзя. Служа государям,
мало быть скрытным, нужно быть, ко всему, еще и лжецом. Если бы спросивший
Фалеса Милетского, должен ли он торжественно отрицать, что предавался
распутству, обратился с тем же ко мне, я бы ответил ему, что он не должен
этого делать, ибо ложь, на мой взгляд, хуже распутства. Фалес посоветовал
ему совершенно иное, а именно, чтобы он подтвердил свои слова клятвой, дабы
скрыть больший порок при помощи меньшего [23]. Этот совет, однако, был не
столько выбором того или иного порока, сколько умножением первого на второй.
По этому поводу заметим себе, что человеку с чуткою совестью
предоставляется приемлемый выход только в том случае, если в противовес
порочному ему предлагается нечто для него трудное; но когда порочно и то и
другое, он оказывается перед жестокой необходимостью, как это произошло с
Оригеном, выбирать из того, что в одинаковой мере гадко: а Оригену было
сказано: либо пусть переходит в язычество, либо допустит, чтобы от него
вкусил плотское наслаждение огромный и отвратительный эфиоп, которого ему
показали. Он принял первое из этих условий и, как утверждают, поступил дурно
[24]. Таким образом получается, что были бы правы те решительные дамы нашего
времени, которые, будучи верны своим заблуждениям, заявляют, что они
предпочли бы обременить свою совесть целым десятком насладившихся ими
мужчин, чем одной-единственной мессой [25].
Если оповещать таким способом о своих прегрешениях и проступках -
нескромность, то нет все же большой опасности, что она найдет многочисленных
подражателей, - ведь еще Аристон говорил, что люди больше всего боятся тех
ветров, которые их выдают и разоблачают [26]. Нужно отбросить прочь нелепые
тряпки, под которыми прячутся наши нравы. Люди отправляют свою совесть в
дома терпимости, но блюдут внешнюю добропорядочность. Все до последнего
человека - вплоть до предателей и убийц - свято придерживаются приличий и
почитают своею обязанностью неуклонно следовать им; так что ни неправедность