"Сергей Дмитриевич Мстиславский. Накануне: 1917 год " - читать интересную книгу автора

- Там не рабочий... Офицер.
Аптечные засуетились.
- Офицер? Тогда, конечно, дело другое... Двухвершковый,
стерилизованный дайте, Клавдия Васильевна. И ножницы хирургические...


На панель, холодную, коленями. Клавдия Васильевна, пугливо вздрагивая
плечами в вязаной теплой кофточке, стараясь не смотреть, поддерживала
окровавленную голову. Раненый без сознания. Не очнулся даже, когда Наташа,
неистово пачкая пальцы, полила йод на рану.
- Бинта не хватит, принесите еще... Нет, обойдусь. Да, пульс...
Клавдия Васильевна посмотрела вдоль улицы, мимо Наташи, и прошептала
радостно:
- Слава богу... Идут!
Наташа обернулась. Уже неподалеку шли к ним серединою мостовой
городовые. Они вели курчавого парня, без шапки, с разбитым лицом. Увидев
лежащего и Наташу, несколько городовых и околоточный в серой шинели
отделились и побежали к подъезду.
- Господин помощник...
Голова, на руке у Наташи, дрогнула, чуть приподнялись веки. Сквозь
сетку частых рыжих ресниц глянул тусклый, белесый глаз. Наташа чуть не
уронила голову - затылком опять о панель.
Подошли остальные, приостановились на минуту. Парень, зло щурясь,
стряхивая кровь с рассеченной брови, оглянул Наташу и крикнул:
- Мое почтенье! Давно не видались! Ты, выходит, - вон из каких, "иже
херувимы". Господу богу и полиции!
Тяжелый удар кулаком в лицо отбросил парню голову назад. Он чуть не
упал. Наташа крикнула с колен, не помня себя:
- Не смейте бить! Не смейте!
Парень рванулся и вытер с лица кровь.
- Нет, уж ты помолчи! Для своих побереги жалкование, невеста
неневестная... Мы с ними в дележку не ходим, с царской псарней.
Его повели дальше. Наташа, пошатываясь, встала с колен.
Городовые уже подымали тело. Околоточный галантно приложил два пальца
к шапке.
- Разрешите фамилию, адрес. За оказание помощи господин
градоначальник...
Благодарность полиции. Медаль или деньги! Наташа расхохоталась
истерически. Повернулась, не отвечая, пошла почти бегом.


Как в полусне, сквозь дымку - дома, люди. Зачем-то фонарь на дороге.
Огромный, без стекол. И хруст под ногами колкий. Толпа. Опять толпа на
дороге. Поют.
Остановилась. Троицкая площадь? Зачем? Ей же совсем не туда.
Пение оборвалось. Толпа замолчала, стало тихо, только далеко впереди,
в первых рядах, должно быть, одинокий голос кричал какие-то, ясные очень,
но совсем непонятные слова. Перебивая его, гнусаво и заунывно пропел
рожок. Люди стояли. Рожок затрубил опять - на этот раз громко и нагло.
Задние, ближние к Наташе, стали пятиться, повернули... Опять прижалась к