"Сергей Дмитриевич Мстиславский. Накануне: 1917 год " - читать интересную книгу автора

стене, как тогда, на Сампсоньевском... Сейчас побегут.
Треск - нежданный, сухой, перекатом - прокатился, аукнулся где-то
там, в куполах собора, перебив взвыв рожка. И тотчас - второй, торопливый,
вдогон, словно испуганный. Люди рванулись - вроссыпь, в стороны,
замельтешило в глазах... черное, черное... кто-то упал... И крик -
нечеловечий, надрывный - проклятьем и смертью. Здесь, совсем близко, у
ног... Наташа зажала руками глаза. Топот ног, мчащихся в беге, бешеный,
быстрый... И опять - залп.


Топот смолк. Сами собой, бессильно, упали руки. Наташа увидела. На
оголившейся мостовой, на распаханном снегу - навзничь, недвижные... три...
четыре... семь... одиннадцать... Шапки... ботик... блестящий, кем-то
брошенный, стальной кошелек. И вдали, засекая улицу от панели и до
панели, - выровненная, замершая шеренга, в рыжих солдатских шинелях,
винтовки со штыками наперевес.


Глава 21

Да или нет

До семи Наташа пролежала на кровати ничком, уткнувшись в подушку.
Ужас, ужас!.. Жить же, жить нельзя после этого... Кто видел, -
никогда больше в жизни не улыбнется.
И рабочий этот... избитый... Как самую последнюю, подлую!..
В соседней комнате, у хозяйки, часы пробили семь. Наташа вспомнила:
"Маскарад". Спектакль. Бенефис.
Даже самая мысль - смотреть сейчас на красивые, набеленные,
нарумяненные актерские лица, когда там, на улицах - кровь... на щеках, на
висках, на груди... музыку слушать - скрипки! - когда... рожок и
стрельба... - самая мысль показалась такою чудовищной, что горло сдавило
удушьем. Как она могла вчера Марине сказать... Правда, она не знала, а
Марина и тот, может быть, сами... так, как на площади было, под пулями...
Не будет спектакля. Отменят. Не смеют же люди...
Она сбросила ноги с кровати, села. А там стреляли - не люди? Тот, что
играл смерть на рожке, - не человек? Отчего же тогда и в театре...
Идти. Обязательно. Посмотреть. Не может же быть. Слова такого нет, не
найти, не придумать для тех, кто стал бы веселиться сегодня.
Лихорадочно Наташа оделась. Парадное платье - единственное: тоже, как
светские дамы, как девушки лучшего общества, шила себе, специально к этому
дню - на бенефис, на премьеру. Чтоб не быть хуже других... Почти с
отвращением застегивала Наташа крючки. Причесалась наспех, обрывая
гребенкой длинные белокурые, шелковистые волосы... Противные! Все, все
противно.


На улице было пусто, когда Наташа вышла из дому. Темно. Не горят
фонари - свет только от окон. Гулко цокают где-то далеко копыта.
На Каменноостровском тоже почти нет прохожих. Рысью проскакал конный