"Рю Мураками. Танатос ("Меланхолия" $3)" - читать интересную книгу автора

Ты знаешь, мои глаза меня никогда еще не подводили. Ты наденешь его на
ближайший кинофестиваль. Так у тебя нет аспирина?" Потом он достал из
кармана семь или восемь таблеток аспирина и сунул их в рот. Громко хрустя
ими, он рассматривал актрису, примерявшую туфли. Рейко ненавидела свои
пальцы на ногах. Иногда, испытывая оргазм, Язаки сосал у женщин пальцы на
ногах. Смотреть на Язаки, когда он проделывал это с другими, было для нее
сущей пыткой. А когда они оставались втроем, Язаки мог часами рассуждать о
том, какие у Кейко прекрасные пальчики. "Женские пальцы - это что-то
удивительное, - говорил он, высыпая десятую дорожку кокаина на стеклянный
столик и разравнивая ее картой "Амекс Платинум". - Ведь даже у самых
красивых женщин пальцы на ногах чаще всего просто ужасны. И это все оттого,
что человек выпрямился и стал ходить на двух ногах, на которые и переносится
весь его вес". Примерно так он разглагольствовал, а актриса краснела от
смущения, считая, что он имеет в виду ее. В тот момент он был одет, а Кейко
и актриса сидели перед ним почти обнаженные. "Где же это было?" - спрашивала
себя актриса, примеряя туфли в магазине на Пятой авеню. Наверно, в Европе
или все же в отеле "Акасака". Но в Японии Язаки не принимал наркотики так
часто, значит, все-таки это было в Европе. В Берлине, Венеции или на
Сицилии. Где бы они ни останавливались, они почти не выходили на улицу, все
время оставаясь в номере, в домашнем платье, принимая всевозможные наркотики
и иногда заказывая что-нибудь поесть. Поэтому актриса хорошо помнила
интерьеры, но не могла назвать город или страну, где это происходило. Если
им случалось путешествовать втроем, они останавливались в двухместных
номерах. "Не знаю почему, - как-то сказал Язаки, - но стоит мне хорошо
заправиться кокаином, у меня тотчас же появляется желание сосать женские
пальцы". "Вам не кажется, что это напоминает романы Танидзаки Дзюнъитиро? -
реагировала Кейко. - Мне, например, бабушка всегда говорила, что у меня
пальчики просто прелесть". И с этими словами она сунула свою ногу Язаки под
самый нос. Да, она любила откаблучить что-нибудь эдакое, это был просто
ужас. "Но если я и сосу пальцы на ногах, это еще не означает, что я стал
мазохистом", - продолжал Язаки, облизывая ее палец. Актриса неоднократно
видела, как Кейко и Язаки занимались любовью. Однажды, в те времена, когда
она знала его совсем мало, они спали втроем на одной постели. На рассвете
Язаки разбудил Кейко и сразу же на нее взгромоздился. "Мне горячо, - стонала
она, - я вся горю!" Увидев это, актриса сказала себе: "Я - то, чего
заслуживаю. Это мое наказание". У нее было ощущение, как будто глубоко в
горле и в легких застрял какой-то предмет, во рту пересохло, а язык жалили
сотни муравьев - болезненное, тревожное чувство. Ей казалось, что это самая
страшная мука на свете, в эту минуту она предпочла бы увидеть Язаки,
сосущего пальцы Кейко, чем этот кошмар. "Есть ли еще в этом мире люди,
способные на такое?" - думала она. Эти воспоминания преследовали актрису
каждый раз, когда она покупала или хотя бы примеряла какую-нибудь обувь.
Рассказ актрисы продолжался спокойно, ровно, в едином ритме. Даже
вставляя в него новеллы про Кейко или про Нью-Йорк, она не теряла нить
основного повествования. Поражаясь ее сходству с ведущей телепередач для
детей, я слушал ее высокий металлический голос.
В семидесяти километрах от Гаваны недавно построили супермаркет с
чем-то вроде ресторана для автомобилистов. Там мы сделали привал. Я заказал
мороженое, актриса же предпочла сок из сахарного тростника, который давили
прямо здесь. Этим занимался обнаженный до пояса, покрытый потом человек. Он