"Владимир Браниславович Муравьев. Вехи забытых путей (о М.А.Кастрене) " - читать интересную книгу автора

Заигрывая с финским народом, долгое время находившимся под шведским
владычеством, и желая привлечь финнов на свою сторону, русский царизм пошел
на ряд политических уступок, отменил многие, существовавшие во времена
шведского господства, ограничения, стеснявшие развитие торговли и
промышленности. Все это создало условия для развития национальной экономики
и культуры Финляндии (правда, до поры до времени - пока это было выгодно
русскому царизму. В эпоху развития империализма в России царское
правительство повело в Финляндии открытую русификаторскую политику и одну за
другой отменило многие из своих прежних политических и экономических
уступок).
Но даже после политического освобождения из-под власти Швеции шведское
влияние было столь сильно, что часть финской интеллигенции даже склонялась к
мысли
пренебречь национальной культурой и подчиниться более развитой
шведской. Подобные настроения в 1820-1830-е годы встречали резкий отпор в
среде финской студенческой молодежи и в среде близкой к народу
интеллигенции.
"Почти все финское племя, - с горечью писал Кастрен, - оставалось до
последнего времени в неизвестности и во всемирной истории было обойдено уже
совсем несправедливым образом. Благодаря неведению более древних судеб
племени смотрели на его рассеянные ветви, как на совершенно ненужные ростки
родословного древа человечества, и бытописатель отрезывал их без стеснения,
чтобы предать их забвению и гибели".
1820-1830-е годы стали в Финляндии годами национального пробуждения.
Создавались патриотические кружки. Поколение, к которому принадлежали
выдающийся политический деятель, одни из вождей финского национального
движения Юхан Вильгельм Снельман, и поэт Людвиг Рунеберг, и писатель
Захариус Топелиус, и Кастрен, считало своим долгом доказать человечеству,
что финны вовсе не "ненужные ростки". Жизнь молодых патриотов с самого
начала была озарена великой целью - служить родной стране и ее народу.
Вместо того чтобы заниматься богословием, Кастрен самозабвенно отдался
изучению финского языка и финского фольклора. "Именно в эти годы, - пишет
он, - я принял решение, труд моей жизни отдать изучению языка, религии,
обычаев, образа жизни и всех других этнографических условий финского племени
и других родственных племен". Он мечтал определить место финских народов в
"родословном древе человечества".
История финского народа, его обычаи, фольклор, язык - все являлось
загадкой. Самое происхождение финнов было загадкой. Некоторые ученые
производили финнов от евреев, пришедших на север после падения Иудеи, другие
считали предками финнов древних греков и римлян.
В начале XIX века сравнительно-историческое языкознание позволило
определить целую группу языков, родственных финскому языку. В нее вошли
финский, лапландский, или лопарский (саамский), эстонский, венгерский и ряд
языков народов Урала и Сибири. Но, не говоря уже о сибирских народах,
финское языкознание и финская этнография все же оставались совершенно
неизученным белым пятном в науке.
Финский язык сравнивали с еврейским, греческим, латинским, монгольским.
При некоторых натяжках и ослепленности предвзятой идеей такие сравнения
позволяли делать любые нужные исследователю выводы. Кастрен тоже сначала
поддался соблазнительной и занимательной игре в сравнения финского языка с