"Роберт Музиль. Соединения" - читать интересную книгу автора

что она делала, так странно ощущаемого ею, не ускользнула беззвучно за вновь
ставшие гладкими стенки ее души. И вдруг она подумала: а что, если бы он
сейчас подошел ко мне и просто попытался сделать то, что он ведь и так явно
хочет сделать...
Она сама не знала, как перепугалась. Что-то прокатилось по ней, словно
раскаленный шар; на несколько минут все заслонил этот странный испуг, и
следом - эта прямая, как струна, молчаливая теснота. Она попыталась
представить себе этого человека. Но ничего не вышло; она чувствовала лишь
медлительно осторожную, звериную поступь собственных мыслей. Только иногда
ей удавалось разглядеть кое-что в той стороне, где он на самом деле сидел,
его бороду, его освещенные глаза... Тогда она чувствовала отвращение. Она
понимала, что никогда больше не смогла бы принадлежать никакому другому
человеку. Но именно в этот момент, одновременно с этим отвращением ее тела,
странным образом страждущего только по одному-единственному, - с отвращением
ко всякому другому, она почувствовала, словно на втором, более глубоком
уровне, - какое-то стремление склониться, какое-то кружение, что-то вроде
слабого отзвука человеческой неуверенности, может быть - необъяснимый страх
перед собой, пусть лишь неуловимый, неосмысленный, робкий, перед тем, что
тот, другой, все-таки остается желанным, и страх ее разливался по телу
леденящим холодом, несущим с собой мгновенную радость разрушения.
Вот где-то ровным голосом заговорили сами с собой часы, шаги прозвучали
у нее под окном и стихли, а вот спокойные голоса... В комнате было
прохладно, сонное тепло струилось от ее кожи, бесформенное и податливое, оно
окутывало ее и переползало за ней во мраке, словно облако слабости, с места
на место. Она испытывала стыд перед вещами, которые, сурово выпрямившись и
давно уже обретя свой бесстрастный, обычный облик, смотрели на нее в упор со
всех сторон, в то время как ее сводило с ума сознание того, что она стоит
среди них в ожидании какого-то незнакомца. И все же она смутно понимала, что
манил ее вовсе не тот чужой человек, а лишь сама по себе возможность стоять
здесь и ждать, это изощренное, безумное, забытое блаженство быть самой
собой, быть человеком и, пробуждаясь, раскрыться среди этих безжизненных
вещей, как рана. И когда она почувствовала, как бьется ее сердце, словно в
груди у нее метался зверь, - испуганный, неизвестно как туда забредший, -
тело ее, тихо покачиваясь, как-то странно приподнялось и сомкнулось, как
большой, неведомый, поникающий цветок, сквозь лепестки которого в невидимой
дали трепетно заструился дурман таинственного соединения, и она услышала,
как тихо блуждает далекое сердце возлюбленного, наполненное тревожным,
беспокойным, бесприютным звоном, который разливается в тиши подобно
безгранично льющейся, трепещущей чужеродным звездным светом музыке,
охваченное нестерпимым одиночеством поиска созвучия именно в ней, словно
жаждой теснейшего сплетения, и звуки эти уносились далеко за пределы обители
человеческих душ.
Тут она почувствовала, что здесь что-то должно закончиться, и не знала,
как долго она здесь вот так стоит: четверть часа, несколько ч асов... Время
покоилось неподвижно, питаемое невидимыми источниками, словно бескрайнее
озеро без притока и оттока. Только однажды, в какой-то определенный момент,
из какой-то точки этого безграничного горизонта что-то смутное добралось до
сознания, какая-то мысль, какая-то идея... и как только она промелькнула,
Клодина узнала в ней воспоминание о давно канувших в прошлое снах из ее
прежней жизни - ей снилось, что ее поймали какие-то враги и заставляли