"Роберт Музиль. Соединения" - читать интересную книгу автора

ни разу эти слова вслух не произносились. А потом, однажды, сквозь щели в
оконной раме проник мягкий, влажный воздух заснеженной ночи и молча и нежно
провел по ее голым плечам. И вот тогда, мучительно, издалека, так, как
пролетает ветер над потемневшими от дождя полями, она начала думать о том,
что неверность - это тихое, как дождь, подобное радости неба, раскинувшегося
над мирными полями, наслаждение, таинственно завершающее жизнь...
Начиная со следующего утра особенный воздух прошлого окутывал все.
Клодина собиралась идти в институт; она проснулась рано и словно
всплыла из толщи прозрачной тяжелой воды; она не вспоминала больше о том,
что волновало ее минувшей ночью; она прислонила зеркало к створке окна и
принялась закалывать волосы; в комнате было еще темно. Пока Клодина
причесывалась, напряженно вглядываясь в слепое маленькое зеркало, она
почувствовала себя деревенской девушкой, которая прихорашивается перед
воскресной прогулкой, она хорошо понимала, что делает это для учителей, с
которыми она увидится, а может быть - и для незнакомца, и ощутив это, она
больше никак не могла избавиться от того глупого образа. В глубине души она,
вполне возможно, искренне хотела от него избавиться, но он цеплялся за все,
что бы она ни делала, и каждое движение приобретало оттенок
глупочувственного, неуклюжего охорашивания, которое медленно, отвратительно
и неуклонно просачивалось вглубь. Через некоторое время она действительно
перестала суетиться и спокойно опустила руки; но в конце концов все это было
слишком неразумно, если она будет и дальше препятствовать тому, что
неизбежно произойдет, и пока все просто оставалось, как есть, в том же
шатком состоянии и с неуловимым ощущением того, что она ничего не должна
делать с тем, что она желает, и тем, чего не желает, складывавшимся в
другую, более призрачную и менее прочную цепь, чем цепь действительных
решений; она просто шла вслед за происходящим, и когда руки Клодины касались
ее мягких волос, а рукава пеньюара соскальзывали по белым рукам до плеч, ей
казалось, что все это с ней уже было - когда-то или всегда, и тут же ей
показалось странным, что теперь, когда она бодрствует, в пустоте утра, руки
ее совершают какие-то движения, то вверх, то вниз, словно находятся не в ее
воле, а подчиняются какой-то равнодушной, посторонней власти. И тогда к ней
медленно начало возвращаться ее ночное состояние, воспоминания волной
вздымались вверх, но не до конца, и вновь откатывались, и перед этими почти
совсем не тронутыми забвением событиями вставала дрожащая завеса какого-то
напряжения. За окнами стало светло, и у Клодины появилось чувство боязни;
когда она вглядывалась в этот ровный, слепящий свет, то ощущала движение,
напоминающее движение расслабленной руки и медленное, влекущее ускользание
как бы между серебристыми светящимися пузырьками и неведомыми, замершими,
большеглазыми рыбами; день начался.
Она взяла лист бумаги и написала мужу слова: "...Все странно. Это
длится, наверное, лишь несколько дней, но мне кажется, будто меня что-то
поглотило, и я погрузилась туда глубоко. Скажи мне, что такое наша любовь?
Помоги мне, я должна слышать тебя. Я знаю, она как башня, но мне кажется,
что я ощущаю лишь дрожь вокруг какой-то стройной вершины..."
Когда она хотела отправить это письмо, почтовый служащий сказал ей, что
связь, к сожалению, прервана.
Потом она пошла посмотреть, что делается за городом. Вокруг маленького
городка далеко простирались белые, бескрайние, как море, дали. Иногда
пролетала ворона, изредка кое-где торчал куст. И лишь далеко, там, где были