"Роберт Музиль. Соединения" - читать интересную книгу автора

приходилось слушать, хотя бы уже потому, что она вообще там сидела и
говорила.
Это стало раздражать Клодину, она решила, что провела здесь уже слишком
много времени; полумрак и сам воздух этого помещения вызывали ощущение
подавленности и духоты. Вдруг она впервые подумала, что она, женщина,
которая просто никогда раньше не разлучалась со своим мужем, едва оказавшись
одна, похоже, сразу оказалась готова вновь погрузиться в свое прошлое.
То, что она теперь ощущала, больше не было неопределенно-блуждающим
чувством, оно связывалось с конкретными людьми. И все же у нее был страх не
перед ними, а перед ощущениями, которые у нее могли быть связаны с ними; ей
казалось, что, когда слова, сказанные этими людьми, раскрывали их сущность,
в ней потаенно начинало что-то шевелиться и трепетать; не какое-то отдельное
чувство, а как бы общий фон, который вмещал их всех, - как бывает иногда,
когда проходишь по комнатам в чужой квартире, и они вызывают неприятие, но
из окружающей тебя обстановки постепенно, незаметно складывается
представление, что люди здесь, должно быть, очень счастливы, и тут же
настает тот миг, когда это чувство накатывает на человека, как будто он -
это они, те, и человек рвется отскочить назад и не может, обнаружив, что он
оцепенел, а мир замкнулся со всех сторон и спокойно замер в этой точке.
В сером утреннем свете эти черные бородатые люди казались ей
великанами, заключенными в туманные шары того, неведомого чувства, и она
силилась представить себе, как это - ощутить смыкание мира вокруг себя. И в
то время, как мысли ее быстро исчезали, словно тонули в мягкой бесформенной
плодородной почве, в ее ушах звучал один только голос, охрипший от курения,
а слова были упакованы в сигаретный дым, который то и дело касался ее лица,
когда слова произносились, - и еще один голос слышался, высокий и звонкий,
как медная труба, и она пыталась представить себе тот звук, с которым ей,
разбитой половым возбуждением, приходилось соскальзывать вглубь, а затем
неловкие движение странным образом вновь обратили ее ощущения к самой себе,
и она пыталась нащупать кого-то по-олимпийски смехотворного, - она, женщина,
которая в него верит... Некто чужеродное, что не имело ничего общего с ее
жизнью, распрямлялось и вздымалось перед ней подавляющей ее громадой, словно
косматый зверь, распространяющий вокруг себя едкий запах; ей казалось, будто
она едва только собралась стегнуть его кнутом, как вдруг заметила, внезапно
остановившись и не разбираясь в причинах, целую гамму чувств, выражающих
доверие, в его лице, которое почему-то очень похоже на ее собственное.
Тогда она втайне подумала: "Такие люди, как мы, могут, наверное, жить
даже с этими людьми..." Это был своеобразный мучительный раздражитель,
протяжная услада для мозга, появилось что-то вроде тоненькой стеклянной
пластинки, к которой болезненно прижимались ее мысли, чтобы всматриваться в
смутный мрак по ту сторону стекла; она радовалась, что может при этом ясно и
открыто смотреть людям в глаза. Затем она попыталась представить своего мужа
отстраненно, как бы посмотрев на него оттуда. Ей удавалось оставаться очень
спокойной, когда она думала о нем; он был по-прежнему удивительным,
несравненным человеком, но того, что ничем не измеришь, не постигнешь
рассудком, уже не было в нем, и он представлялся ей теперь несколько блеклым
и не таким близким; порой, когда тяжелая болезнь идет на свой последний
приступ, человек испытывает состояние такого же холодного, ни с чем не
связанного просветления. Но тут она подумала: как странно, ведь подобное
тому, чем она сейчас забавлялась, она когда-то однажды испытывала на самом