"Роберт Музиль. Соединения" - читать интересную книгу автора

было еще чувство, пока неясное в ее освобожденном от сна сознании, чувство
безумно тихого созерцания его, и ее взгляды скользили бесшумно, как иглы,
проникая в него все глубже и глубже, внимательно следя за тем, не раскроется
ли вдруг ей навстречу, воплотившись в действительность с нерасчетливой
полнотой всего живого в его дрогнувшей улыбке, в каком-нибудь движении его
губ, в каком-нибудь жесте, мука чего-то такого, чем одаривает нас мир
мертвых. Его волосы представлялись ей тогда густым кустарником, ногти -
большими пластинами слюды, она видела наполненные влагой облака в белках его
глаз и маленькие зеркальные пруды, он распростерся во всей своей неприкрытой
мерзостности, и границы его больше никто не защищал, а душа его, охваченная
последним чувством, была укрыта только от себя самой. И он заговорил о Боге,
а она подумала тогда: под Богом он подразумевает то самое другое чувство,
возможно - ощущение того пространства, в котором он хотел бы жить. В ее
мысли было что то болезненное. Но у нее появилась еще одна мысль: животное,
наверное, похоже на это пространство, проскальзывая так близко, словно вода,
которая прямо на глазах расплывается в какие-то большие фигуры, и вместе с
тем - маленькое и далекое, если смотреть на него снаружи, как бы со стороны;
почему в сказках позволительно думать вот так о животных, которые охраняют
принцесс? Разве это было чем-то болезненным? И в эту ночь Вероника
почувствовала, как она сама и эти образы ясно высвечиваются на фоне полного
предчувствия страха исчезновения. Этот страх вновь способен был сокрушить ее
приземленную жизнь, лишенную сновидений, она знала это и видела, что все
тогда становилось болезненным и наполнялось невозможным, - но если бы можно
было удержать эти его развившиеся свойства, как палочки, в одной руке,
избавившись от того отвратительного, что им сопутствует, когда они
склеиваются в единое действительное целое... ее мышление смогло достичь в
эту ночь представления о невиданном здоровье, неколебимом, как горный
воздух, наполненном той легкостью, которую испытывает человек, когда все
чувства находятся в его распоряжении.
Накатывая волнами, иногда разбитыми от напряжения, лихорадочно
проносилось счастье этого понимания сквозь ее мысли. Ты мертв, грезила ее
любовь, ничего не имея в виду, кроме этого странного чувства, где-то
посредине между нею и внешним миром, там, где жил образ Иоганнеса в ее
представлении, но горячий отсвет огней был у нее на губах. И все, что
происходило этой ночью, было не чем иным, как таким вот отсветом
действительности, который, с мерцанием рассеиваясь где-то в ее теле между
частями ее чувства, заставлял их отбрасывать вовне неясные тени. Ей казалось
тогда, что она ощущает Иоганнеса совсем рядом с собой, так близко, как саму
себя. Он был во власти ее желаний, и ее нежность беспрепятственно проникала
в него, словно морские волны, пронизывающие мягких пурпурно-красных актиний.
Порой же ее любовь простиралась над ним раздольно и бездумно, как море, уже
усталая, напоминая иногда, наверное, то море, которое скрывает его труп,
большая и мягкая, как кошка, мурлычащая в нежной дреме. Часы струились тогда
с бормотанием льющейся воды.
И только когда она вдруг испугалась, она впервые почувствовала горе.
Вокруг было холодно, свечи догорели, оставалась только одна, последняя; на
том месте, где обычно сидел Иоганнес, зияла в пространстве дыра, и всех ее
мыслей не хватало, чтобы ее закрыть. Внезапно беззвучно угас и этот
последний свет, словно последний из уходящих тихо прикрыл за собой дверь;
Вероника осталась в темноте.