"Виктор Мясников. Нас научили " - читать интересную книгу автора

корточки, подставив влажный хребетик взлетевшему в зенит солнышку.
Взвизгнул по-жеребячьи:
- И-и-и-и, самый большой! Больше автомата на полшишки!
Постников лениво пихнул его в лицо ладонью. Тот опрокинулся.
- А че я...
- Сам-то, стрючок.
Со скрежетом вонзил штык-нож в стограммовую блестящую жестянку, одним
ровным поворотом вскрыл. Подошел к костру, сбросил немного в овсянку,
остальное в суп. Зачерпнул кипящего бульончика, поболтал, вылил обратно.
Одуряющий аромат говяжьей тушенки накрыл ноздри. Джульбарс очумело вскинул
длинную морду, зашвыркал мокрым носом, с гладкого языка сбежала тонкая
струйка.
- Хорош, Тукташ, снимай. Собачий чифан поставь в воду, пущай остывает.
Ложки к бою!
Понтрягин, уже занявший боевую позицию и ухвативший поджаристую
горбуху, спросил заискивающе:
- Товарищ ефрейтор, а почему в армии еда чифаном называется?
- Это здесь, на Дальнем Востоке. "Пища" по-китайски "чи фань", "есть
рис" буквально, а наши вахлаки переняли.

Хлебали молча, в очередь, наклоняя к себе плоский обожженный котелок,
поддерживая ложку хлебным кусочком. Потом пили вяжущий дымный чай,
обкусывая маленькие сахарки.
- Вот, сынки, один сухпай прикончили.
- А сгущенка? - вспомнил Понтрягин.
- Не возникай. Вообще тебе надо пуговицу на лоб пришить - губу
пристегивать, а то раскатал, аж до Хабаровска. Ты щетку в роте свистнул?
Крем купил?
- Угу, три тюбика. И щетку свистнул.
Постников оглядел щетку - вытертая, в комьях окаменевшей ваксы, она
ему чрезвычайно не поглянулась помоечным видом.
- Небось тоже по уху схлопотал?
Не, я аккуратно.
Конечно, драные щетки тырить - не в камеру к зекам лезть. Расскажи-ка
про свою стажировку. А, Понтряга?
Тот скромненько отошел в сторонку.
В первом, стажировочном, железнодорожном карауле Понтрягин выказал
несусветную трусость. Заступая на пост в коридоре спецвагона, повсеместно
именуемого столыпинским, надлежит без оружия входить в камеры, считать
граждан осужденных и проверять, не проковырена ли где дырка с целью побега.
При этом решетчатая дверь за спиной захлопывается. Понтрягин входить
категорически отказался, цеплялся за железные прутья и наконец устроил
форменную истерику о слезами и визгом. Народ в камерах гоготал, отпуская
ядреные шуточки. Что и говорить, страшновато в первый раз к зекам входить.
А куда денешься? Присягу принял - служи, где приказано. Но Понтрягин так и
не вошел в камеру за полтора месяца службы. Его давно бы списали из конвоя
на вышку, да, как везде, не хватало людей. Посему из нарядов он не вылезал,
получая со всех сторон пинки и щелбаны. Тогда и начал угодничать перед
дедами, пытаясь обзавестись покровителем. Стало ещё хуже - пинки посыпались
гуще, поскольку свой же призыв стал его презирать и гонять. И был он