"Владимир Набоков. Ultima Thule" - читать интересную книгу автора

всякое развлечение, и что он достаточно силен, чтобы добраться до моего
дома.
И вот они явились, т. е. этот самый зять в своем неизменном черном
костюмчике, его жена (рослая, молчаливая женщина, крепостью и отчетливостью
телосложения напоминавшая прежний облик брата и теперь как бы служившая ему
житейским укором, смежной нравоучительной картинкой) и сам Фальтер... вид
которого меня поразил, несмотря на то, что я был к перемене подготовлен. Как
бы это выразить? Зять говорил, что из Фальтера словно извлекли скелет; мне
же показалось иначе, что вынули душу, но зато удесятерили в нем дух. Я хочу
этим сказать, что одного взгляда на Фальтера было довольно, чтобы понять,
что никаких человеческих чувств, практикуемых в земном быту, от него не
дождешься, что любить кого-нибудь, жалеть, даже только самого себя,
благоволить к чужой душе и ей сострадать при случае, посильно и привычно
служить добру, хотя бы собственной пробы, - всему этому Фальтер совершенно
разучился, как разучился здороваться или пользоваться платком. А вместе с
тем он не производил впечатления умалишенного - о нет, совсем напротив! - в
его странно рассыревших чертах, в неприятном сытом взгляде, даже в плоских
ногах, обутых уже не в модные башмаки, а в дешевые провансальские туфли на
веревочных подошвах, чуялась какая-то сосредоточенная сила, и этой силе не
было никакого дела до дряблости и явной тленности тела, которым она
брезгливо руководила.
В личном отношении ко мне он был теперь не таков, как во время
последней короткой нашей встречи, а таков, каким я его помнил по нашим
урокам в юности. Не сомневаюсь, что он отлично сознавал, что в календарном
смысле с тех пор прошло почти четверть века, а все же, как бы вместе с душой
потеряв чувство времени (без которого душа не может жить), он не столько на
словах, а в рассуждении всей манеры, явно относился ко мне так, как если бы
все это было вчера - и вместе с тем ни малейшей симпатии ко мне, никакого
тепла, ничего, ни пылинки.
Его усадили в кресло, и он странно развалился в нем, как рассаживается
шимпанзе, которого сторож заставляет пародировать сибарита. Его сестра
занялась вязанием и во все время разговора ни разу не приподняла седой
стриженной головы. Ее муж вынул из кармана две газеты, местную и
марсельскую, и тоже онемел. Только когда Фальтер, заметя твою большую
фотографию, случайно стоявшую как раз на линии его взгляда, спросил, где же
ты, зять, не отрываясь от газеты, неестественно громко, как говорят с
глухими, проговорил:
- Вы же отлично знаете, что она умерла.
- Ах да, - заметил Фальтер с нечеловеческой беспечностью и, обратившись
ко мне, добавил: - Что же, царствие ей небесное, - так кажется полагается в
обществе говорить?
Затем началась следующая между нами беседа; я записал ее по памяти, но
кажется верно:
- Мне хотелось вас повидать, Фальтер, - сказал я (называя его на самом
деле по имени-отчеству, но, при переносе, его вневременный образ не терпит
этого прикрепления человека к определенной стране и кровному прошлому) - мне
хотелось вас повидать, чтобы поговорить с вами откровенно. Если бы вы сочли
возможным попросить ваших родственников нас оставить вдвоем...
- Они не в счет, - отрывисто заметил Фальтер.
- Под откровенностью, - продолжал я, - мной подразумевается взаимная