"Владимир Набоков. Комментарий к роману "Евгений Онегин"" - читать интересную книгу автора

этим: "Если бы какой-нибудь другой комментатор поэзии Пушкина в своем
научном примечании к "Евгению Онегину" позволил себе сообщить, какая была у
него, у комментатора, бабушка, это вплетение своей собственной биографии в
биографию Пушкина показалось бы чудовищной литературной бестактностью. Но
для Набокова, который видит в комментариях к "Евгению Онегину" одно из
средств самовыражения, самораскрытия и стремится запечатлеть в них свое "я",
свою личность с той же отчетливостью, с какой он запечатлевает ее в своих
стихах и романах, совершенно естественно рассказывать здесь, на страницах,
посвященных "Онегину", что у него, у Набокова, была бабушка, баронесса фон
Корф, и дядюшка Василий Рукавишников, после смерти которого он, Набоков,
получил в наследство имение Рождествено, что имение это примыкает к другим,
тоже очень живописным имениям, принадлежавшим его родителям и близкой
родне". Рассказывается в комментариях, что также не прошло мимо внимания
Чуковского, что в Батове, одном из этих имений, юный Набоков "в шутку дрался
на дуэли с одним из своих кузенов"[22]. Этот поворот темы дуэли также служит
отголоском пушкинских дуэльных ситуаций.
Проявленный в комментариях к роману интерес к собственным предкам
сродни пушкинскому интересу к истории своего рода. Набоков вполне мог бы
подписаться под известными словами Пушкина: "Гордиться славою своих предков
не только можно, но и должно, не уважать оных есть постыдное малодушие".
Интересно отметить, что осознание этого чувства пришло к Набокову под
влиянием погружения в Пушкина, тогда, когда он работал над Комментарием к
"Евгению Онегину". Именно параллельно с этим трудом пишет и издает Набоков
свои автобиографические повествования "Conclusive Evidence" ("Убедительные
доказательства", 1951), "Другие берега" (1954) и, наконец, после выхода
Комментария, "Speak, Memory!" ("Память, говори!", 1966) Не сословный
снобизм, но чувство гордости за историю своего рода, определенные
художественные установки двигали Набоковым, когда он вплетал их в свои
создания, следуя пушкинским принципам. На уровне сопоставления родовых
интересов обоих писателей, сопоставления приемов и методов их отражения в
творчестве в наибольшей мере обнаруживается их литературное родство или,
точнее, преемственность.
Подобно тому как Пушкин вкрапляет в текст романа биографические
отступления, Набоков включает их в текст своего Комментария к нему. Помимо
биографических вкраплений набоковский Комментарий, как и роман Пушкина,
отличает обилие отступлений на различные темы. Одно из таких отступлений уже
не вмещается в основной текст и выделяется в приложение "Абрам Ганнибал",
появившееся первоначально в виде отдельной статьи, напечатанной в июле 1962
г. в журнале "Encounter" ("Полемика")
Хочется остановиться еще на одном моменте этого Комментария, касающемся
основного его вопроса - о родине Ганнибала. В результате подробного анализа
эфиопского происхождения Абрама Петровича Ганнибала Набоков парадоксально
заключает свое подробное исследование словами, которые, как оказалось,
явились провидческими: "Было бы пустой тратой времени гадать, не родился ли
Абрам вообще не в Абиссинии; не поймали ли его работорговцы совершенно в
другом месте - например в Лагоне (области Экваториальной Африки, южнее озера
Чад, населенной неграми-мусульманами)..." Этот пассаж привлек внимание
современного исследователя родом из Африки Дьедонне Гнамманку, который
убедительно доказал, что именно город Лагон (на территории современного
Камеруна) на одноименной реке, южнее озера Чад, и есть родина прадеда