"Владимир Набоков. Смотри на арлекинов!" - читать интересную книгу автора

первым критиком и переводчиком.
Я знать не знал об этой затее, пока в один прекрасный
день не застукал Ирис, наклоняющей каштановые кудри над лист-
ками, почти пробитыми люто лиловыми буковками, покрывавшими
их без какого бы то ни было подобья полей. В те дни я наивно
противился любым переводам, частью оттого, что сам пытался
переложить по-английски два или три первых моих сочинения и в
итоге испытывал болезненное омерзение - и бешенную мигрень.
Ирис, с кулачком у щеки и с глазами, в истомленном недоумении
бегущими по строкам, подняла на меня взор - несколько отупе-
лый, но с проблеском юмора, не покидавшего ее и в самых не-
лепых и томительных обстоятельствах. Я заметил дурацкий про-
мах в первой строке, младенческое гугуканье во второй и, не
затрудняясь дальнейшим чтением, все разодрал, - что не вызва-
ло в моей милой упрямице никакого отклика, кроме безропотного
вздоха.
Дабы возместить себе недоступность моих писаний, она ре-
шила сама стать писательницей. С середины двадцатых годов и
до конца ее краткой, зряшной, необаятельной жизни моя Ирис
трудилась над детективным романом в двух, в трех, в четырех
последовательных версиях, в которых интрига, лица, обстановка
- словом, все непрестанно менялось в помрачительных вспышках
лихорадочных вымарок - все, за исключеньем имен (из которых я
ни одного не запомнил).
У нее не только напрочь отсутствовал литературный та-
лант, ей не хватало даже уменья подделаться под малую толику
одаренных авторов из числа процветавших, но эфемерных постав-
щиков "детективного чтива", которое она поглощала с неразбор-
чивым рвением образцового заключенного. Но как же тогда моя
Ирис узнавала, что ей переменить, что выкинуть? Какой гени-
альный инстинкт велел ей уничтожить целую груду черновиков в
канун, да, в сущности, в самый канун ее неожиданной смерти?
Только одно и могла представить себе эта странная женшина (и
с пугающей ясностью) - кармазиновую бумажную обложку идеаль-
ного итогового издания, с которой волосатый кулак негодяя ты-
кал пистолетообразной зажигалкой в читателя, разумеется, не
догадывающегося, пока не перемрут все персонажи, что это и
впрямь пистолет.
Позвольте мне взять наугад несколько вещих мгновений, до
времени ловко замаскированных, незримых в узорах семи зим.
В минуту затишья на великолепном концерте (мы не сумели
купить на него смежных мест) я заметил, как Ирис радушно при-
ветствует женщину с тусклыми волосами и тонким ртом; я опре-
деленно ее где-то видел и совсем недавно, но сама незначи-
тельность ее облика не позволила уловить смутного воспомина-
ния, а Ирис я так о ней и не спросил. Ей предстояло стать по-
следней наставницей моей жены.
Каждый автор при выходе его первой книги уверен, что
всякий, кто ее похвалил, - это его личный друг или безликий,
но благородный радетель, хулить же ее способны лишь завистли-