"Владимир Набоков. Смотри на арлекинов!" - читать интересную книгу авторапервым критиком и переводчиком.
Я знать не знал об этой затее, пока в один прекрасный день не застукал Ирис, наклоняющей каштановые кудри над лист- ками, почти пробитыми люто лиловыми буковками, покрывавшими их без какого бы то ни было подобья полей. В те дни я наивно противился любым переводам, частью оттого, что сам пытался переложить по-английски два или три первых моих сочинения и в итоге испытывал болезненное омерзение - и бешенную мигрень. Ирис, с кулачком у щеки и с глазами, в истомленном недоумении бегущими по строкам, подняла на меня взор - несколько отупе- лый, но с проблеском юмора, не покидавшего ее и в самых не- лепых и томительных обстоятельствах. Я заметил дурацкий про- мах в первой строке, младенческое гугуканье во второй и, не затрудняясь дальнейшим чтением, все разодрал, - что не вызва- ло в моей милой упрямице никакого отклика, кроме безропотного вздоха. Дабы возместить себе недоступность моих писаний, она ре- шила сама стать писательницей. С середины двадцатых годов и до конца ее краткой, зряшной, необаятельной жизни моя Ирис трудилась над детективным романом в двух, в трех, в четырех последовательных версиях, в которых интрига, лица, обстановка - словом, все непрестанно менялось в помрачительных вспышках лихорадочных вымарок - все, за исключеньем имен (из которых я ни одного не запомнил). У нее не только напрочь отсутствовал литературный та- одаренных авторов из числа процветавших, но эфемерных постав- щиков "детективного чтива", которое она поглощала с неразбор- чивым рвением образцового заключенного. Но как же тогда моя Ирис узнавала, что ей переменить, что выкинуть? Какой гени- альный инстинкт велел ей уничтожить целую груду черновиков в канун, да, в сущности, в самый канун ее неожиданной смерти? Только одно и могла представить себе эта странная женшина (и с пугающей ясностью) - кармазиновую бумажную обложку идеаль- ного итогового издания, с которой волосатый кулак негодяя ты- кал пистолетообразной зажигалкой в читателя, разумеется, не догадывающегося, пока не перемрут все персонажи, что это и впрямь пистолет. Позвольте мне взять наугад несколько вещих мгновений, до времени ловко замаскированных, незримых в узорах семи зим. В минуту затишья на великолепном концерте (мы не сумели купить на него смежных мест) я заметил, как Ирис радушно при- ветствует женщину с тусклыми волосами и тонким ртом; я опре- деленно ее где-то видел и совсем недавно, но сама незначи- тельность ее облика не позволила уловить смутного воспомина- ния, а Ирис я так о ней и не спросил. Ей предстояло стать по- следней наставницей моей жены. Каждый автор при выходе его первой книги уверен, что всякий, кто ее похвалил, - это его личный друг или безликий, но благородный радетель, хулить же ее способны лишь завистли- |
|
|