"Владимир Набоков. Смотри на арлекинов!" - читать интересную книгу автора

стошительных рецензии и одну пародию. Чтобы не лишиться разу-
ма в течение ночи, приходилось глотать пилюлю особенной кре-
пости или покупать кого-то в постель.
Помню один опасный майский рассвет (1931? или 1932?);
все птицы (воробьи большей частью) пели, как в гейневском ме-
сяце мае, с монотонной бесовской силой, - я потому и думаю,
что стояло прекрасное майское утро. Я лежал, повернувшись ли-
цом к стене, и в зловещем помрачении размышлял, не выехать ли
"нам" на виллу "Ирис" раньше обычного. Имелось, впрочем, пре-
пятствие, не позволявшее предпринять эту поездку: и дом, и
автомобиль были проданы, так сама Ирис сказала на протестант-
ском кладбище, ибо распорядители ее веры и участи воспретили
кремацию. Я повернулся в постели от стенки к окну, рядом,
между мной и окном, лежала Ирис, обратив ко мне темный заты-
лок. Я содрал одеяло. Она была голая, в одних только черных
чулках (это показалось мне странным, но в то же время напом-
нило что-то из параллельного мира, ибо мой разум стоял,
растопыря ноги, на двух цирковых лошадях). В эротической
сноске я в десятитысячный раз напомнил себе отметить где-
нибудь, что нет ничего соблазнительней женской спины с про-
фильным подъемом бедра, когда женщина лежит на боку, чуть по-
догнув ногу. "J'ai froid", - сказала женщина, едва я тронул
ее за плечо.
Русское обозначение любого предательства, неверности,
вероломства - это муаровое, змеистое слово "измена", в основе
его лежит представление о перемене, подмене, о превращении.
Такое его происхождение никогда не приходило мне в голову в
моих постоянных размышлениях относительно Ирис, и теперь оно
поразило меня, как внезапно открывшееся колдовство, обращение
нимфы в шлюху, - и вызвало немедленный и истошный протест.
Один из соседей забухал в стену, другой застрекотал у дверей.
Напуганная женщина, схватив свою сумку и мой дождевик, отомк-
нула комнату и ей взамен объявилась бородатая личность, обтя-
нутая, словно в фарсе, ночною сорочкой и в галошах на босу
ногу. Нарастание моих воплей, воплей гнева и горя, разреши-
лось истерикой. Кажется, были какие-то попытки сплавить меня
в больницу. Во всяком случае, иное жилище пришлось искать
sans tarder, - оборот, услышав который я всякий раз кор-
чусь от боли, ибо в моем уме он связан с письмом от ее любов-
ника.
Какой-то мелкий лоскут сельской местности все время пла-
вал перед моими глазами, подобно светородной иллюзии. Я пус-
тил указательный палец блуждать наугад по карте северной
Франции, кончик ногтя уткнулся в городок Petiver или Petit
Ver - червячок или стишок - и то и другое отзывалось идилли-
ей. Автобус привез меня на какую-то станцию, по-моему, рядом
был Орлеан. Все, что я помню о моем обиталище, - это странно
уклончивый пол, отвечавший наклону потолка в кафе под моей
комнатой. Помню еще пастельно-зеленый парк на восточной окра-
ине города и старую крепость. Лето, проведенное мною там, -