"Владимир Набоков. Смотри на арлекинов!" - читать интересную книгу авторавицей с кошачьей повадкой, писавшей пес их знает, что за сти-
хи, а потому, что он, как я надеялся, уже уяснил, что это его я высмеял в последнем номере литературного журнала, в котором мы оба сотрудничали. Хотя его английский и не годился для пе- ревода, допустим, Китса (которого он определял как "доуайль- довского эстета начала эпохи индустриализации"), Базилевский именно этим и обожал заниматься. Обсуждая недавно "в целом довольно приятную точность" моих переводов, он имел нахаль- ство процитировать знаменитую строчку Китса, передав ее так: Всегда нас радует красивая вещица что в обратном переводе приобретает вид: 'A pretty bauble always gladdens us.' Наша беседа, однако, оказалась слишком короткой, чтобы я смог обнаружить, усвоил ли он мой веселый урок. Он спросил меня, что я думаю про новую книгу, о которой он рассказывал Морозо- ву (одноязыкому), - а именно про "внушительный труд Моруа о Байроне", и выслушав в ответ, что мне она показалась внуши- тельной дребеденью, мой строгий критик, пробормотав: "Не ду- маю, чтобы вы ее прочитали", продолжал просвещать смирного старика-поэта. Я норовил ускользнуть задолго до окончания вечера. Звуки Большую часть дня я проводил за работой, устроясь в глу- боком кресле и с удобством разложив перед собой принадлежно- сти на особой доске для писания, предоставленной мне хозяи- ном, большим любителем ловких безделиц. Со времени постигшей меня утраты я как-то стал прибавлять в весе и теперь, чтобы выбраться из чрезмерно привязчивого кресла, приходилось крях- теть и крениться. Только одна маленькая особа навещала меня, и ради нее я держал дверь слегка приоткрытой. Ближний край доски заботливо изгибался, принимая авторское брюшко, а даль- ний украшали зажимы и резинки, позволявшие удерживать каран- даши и бумаги, я до того привык к этим удобствам, что небла- годарно тужил об отсутствии туалетных приспособлений - вроде тех полых палок, которыми, говорят, пользуются на Востоке. Каждый полдень, вегда в один час, молчаливый толчок по- шире распахивал дверь, и внучка Степановых вносила поднос с большим стаканом крепкого чаю и тарелкой аскетичных сухари- ков. Она приближалась, опустив глаза, осторожно переставляя ноги в белых чулках и синих теннисных туфлях, почти совсем застывая, когда начинал колыхаться чай, и вновь подвигаясь медленными шажками механической куклы. У нее были соломенные волосы и веснушчатый нос, и я подобрал для нее льняное плать- ице и глянцевый черный ремень, когда заставлял ее продолжить загадочное продвижение в "Красном цилиндре", где она стала грациозной маленькой Эми, двусмысленной утешительницей приго- |
|
|