"Томас Нэш. Злополучный скиталец, или Жизнь Джека Уилтона " - читать интересную книгу автора

компании можно уподобить грудам пшеницы на гумне, от нее отделяются плевелы;
пшеница - это сытые обжоры, плевелы - славные молодцы с легким сердцем и
легким кошельком, которые быстро отвеиваются и исчезают невесть куда.
Принадлежа к этим плевелам, я изощрял свое остроумие, дабы вести веселую
жизнь, и, по чести, мне это удавалось: государь заставлял людей проливать
кровь, а я заставлял людей тратить все до последнего гроша на мои
удовольствия. Но бедность под конец разлучает друзей; хотя я и был
повелителем их кошельков и умел вытягивать из моих злополучных подданных в
виде напитков подати не хуже любого кайзера, но на нет и королевского суда
нет: с нуждой не поспоришь; с одного вола двух шкур не дерут. Как не
прибегать к лисьим уловкам, когда львиная шкура вся изодралась?
В лагере пребывал один лорд, - если угодно, назовем его
лордом-распорядителем увеселений, ибо он содержал самую заурядную пивную,
без всякой вывески, даже без ветки плюща и - продавал сидр и сыр - в розлив
и на вес (на пинты и на фунты) - всем, кто к нему заглядывал (при одном
упоминании о сидре у меня вырывается вздох, ибо в наше время его столько
подбалтывают к рейнскому!) Так вот, tendit ad sidera virtus {Стремится к
созвездиям доблести (лат.).}, - великая доблесть содержится (уверяю вас) в
кружке сидра, и, случалось, превосходные люди продавали его, а на море сидр
- сущая aqua coelestis {Небесная влага (лат.).}. Однако сидр не обладает
этими достоинствами, если не имеет патрона и покровителя в лице этакого
пэра, властителя пинт и кварт. Сей великий лорд, сей достойный лорд, сей
благородный лорд не почитал для себя зазорным (помилуй бог!) забрызгать свои
широкие бархатные штаны этой лакомой жидкостью, - и при всем том он был
старым оруженосцем, рыцарем древнего рода, судя по гербу его предков, для
пущей важности начертанному мелом на внутренней стороне двери его палатки.
Этого-то лорда я и избрал мишенью для коварной шутки, вдохновленной
безденежьем. Итак, я заявился к нему в один прекрасный день, когда он
пересчитывал свои бочки и надписывал мелом цену на днищах; ревностно
приступив к своим обязанностям, я доложил его пивной светлости, что могу
сообщить ему нечто весьма секретное, если он соблаговолит дать мне приватную
аудиенцию.
- Ко мне пожаловал молодой Уилтон, - воскликнул он, - вот оно как!
Подать нам пинту сидра и наилучшего пива сюда в Залу трех кубков, - да
сперва ополоснуть кружки!
Он повел меня в заднюю комнату, потом послюнявил палец, снял несколько
пылинок со своей старой бархатной, изъеденной молью шляпы, утерся платком,
отер слюни со своей безобразной козлиной бороды и предложил мне высказаться,
а вслед за тем стал распивать со мной по этому поводу.
Тут я разразился пространной рацеей, иначе сказать - стал заговаривать
ему зубы с хитростью, на каковую способен семнадцатилетний юнец, и поведал,
сколь нежные чувства питаю к нему с незапамятных времен, - отчасти за его
знатность, за принадлежность к славному роду, отчасти за трогательную заботу
и бережное попечение о бедных солдатах, которые, ввиду пустынности здешних
мест и нерегулярного снабжения напитками и едой, могли бы пойти на
преступления и потерять боеспособность, если бы он не соизволил самолично
стать поставщиком продовольствия для лагеря (замечательный пример духовного
величия и утонченной любезности!), и благодаря его рвению теперь нет
надобности далеко ездить и каждый может за свои деньги выпить сидра и набить
себе брюхо сыром; причем он продает сыр не только на вес и сидр не только