"Томас Нэш. Злополучный скиталец, или Жизнь Джека Уилтона " - читать интересную книгу автора

всякие грубияны и негодяи возводят исподтишка такую злостную клевету, вся
жидкость, накопившаяся у меня в теле, бурными потоками хлынула из глаз. Не
протекает столько воды через колесо под нашим городским мостом, сколько я
изливал влаги, терзаемый нестерпимой скорбью. Я рыдал столь неумеренно и
неудержимо, что нос мой начал походить на лондонскую сточную трубу. Мои
глаза изнемогали вконец, стремясь выразить мое отчаяние, и превратившись в
острова, окруженные морем слез. Что мне сказать? Возведенная на вас злостная
клевета повлечет за собой ваше падение и гибель. Вам незачем бледнеть.
Чистую совесть ничто не может смутить. Так получайте же сполна весь груз
напастей!
Королю нажужжали в уши, что вы-де тайный приспешник неприятеля и лишь
для того добились привилегий снабжать лагерь сидром и другим провиантом,
чтобы помогать врагу, и в якобы пустых бочках пересылаете ему предательские
донесения и несметное количество пшеницы.
На этом мой рассказ вполне мог бы закончиться, ибо тут глаза у него
помутились, стали совсем белыми, как его побелевшая от ужаса печень, и
выкатились из орбит, словно белая мишень для стрел смерти. Сказать по
правде, я не на шутку испугался за моего хозяина: неужто мне придется уйти,
не промочив глотку? Но я живо придумал превосходное средство вывести его из
этого транса и гаркнул ему в ухо:
- Эй, хозяин, сколько с меня? Что же это никто не подает мне счета?
И в самом деле, это оказало желаемое действие, - от крика он вскочил на
ноги и заметался по палатке, как человек, которого разбудил пожар, потом
мигом разыскал трактирного и надавал ему оплеух за то, что тот заставляет
джентльменов так долго его звать и не обслуживает. Но вот он опомнился и уже
готов был снова впасть в мрачное отчаяние, но я перехватил его на полпути и
спросил его светлость, почему он внезапно потерял голову от ужаса, а
опамятовавшись, принялся ни с того ни с сего тузить трактирного.
- Ах, - промолвил он, - меня предали и продали за то, что я ревностно
служил моей родине. Мне позавидовали, потому что своими добрыми делами я
заслужил такое уважение начальства. Вижу, вижу, не жить ягненку среди
волков!
"Да будет вам благо за ваши добрые дела, ваша сидровая светлость! -
подумал я. - Стоит вам этак продрыхнуть еще лет сорок сряду, на манер
Эпименида, и вы станете сущим мудрецом".
- Скажите мне, мой юный разумник Уилтон, - спросил он, - неужто и
впрямь меня тайком погубили и похоронили злые языки?
- Нет, - отвечал я, - прошу прощения, сэр, я слишком много вам
наговорил; мои расположенные к вам уста не произнесут столь страшных слов,
как "смертный приговор"; еще недавно они сосали молоко, - ужели они вдруг
переменят пищу и будут жаждать крови?
- Ну да, - сказал он, - истинный друг всегда останется другом. Налей-ка
еще пинту, трактирный! Что же сказал король? Поверил ли он этому доносу?
Скажи мне, умоляю тебя! Клянусь своей дворянской честью, ни одна душа не
узнает, что я получил эти сведения от тебя!
- В этом-то я твердо уверен, - отвечал я, - иначе я не лез бы из кожи,
вытаскивая вас из болота. Короче говоря (раз вы хотите все знать!), король
изволил обозвать вас скрягой и скупердяем и добавил, что он, мол, никогда
ничего хорошего не ждал от вас.
- Да, - вздохнул лорд, - без сомнения, против меня измыслила злое