"Юрий Нагибин. Музыканты (Повести) " - читать интересную книгу автора

композитора Гавриила Якимовича Ломакина, с которым связан наивысший
расцвет шереметевского крепостного хора.
Едва выйдя из пропахшего потом фехтовального зала, Юрка начисто забыл
о ссоре, о дуэли, которая будет нешуточной: его соперник считался лучшим
фехтовальщиком корпуса, а условия он поставил самые жестокие. По-медвежьи
сильный князь Юрка никогда не стремился к совершенству ни в одном роде
физических упражнений. Он хорошо фехтовал, но лишь за счет безудержной
отваги, умел крепко держаться в седле, стальные мускулы и врожденная
какая-то звериная грация позволяли ему не ронять себя ни на плацу, ни в
танцевальном зале, но любил он по-настоящему только музыкальный класс. А
еще он любил жизнь: с пуншевой чашей, с жаркими, но не обидными спорами, с
познанной уже в отрочестве женской лаской. Любовь требовала немало
ухищрений и риска. Живя на хлебах у офицеров, он пользовался куда большей
свободой, чем действительные кадеты, но никаких нравственных послаблений
ему не полагалось. И попадись он на служении Эросу, его карьера была бы
погублена.
Но Юрка об этом не думал. Он вообще редко думал, не хватало времени.
Ведь надо было жить, бедокурить, иначе он потерял бы всякое обаяние в
глазах товарищей, да и в своих собственных, и надо было руководить
пажеским церковным хором, брать уроки музыки, самому сочинять да еще
предаваться бесу рифмоплетства. Где уж тут рассчитывать свои поступки!..
Людям малопроницательным Гавриил Якимович Ломакин казался педантом и
сухарем. Он был вечно занят и озабочен до мрачности. Всегда куда-то спешил
и едва замечал окружающих. Он избегал всяких излияний, дружеских
перемываний косточек ближним, не говоря уже об иных, дорогих русскому
сердцу способах отдохновения от трудов, обид и забот. Отчужденность
Ломакина объяснялась не только его жесткодисциплинированным характером, не
разменивающимся на житейщину, но и служебной замороченностью. Великий
князь Михаил, очарованный "методой Ломакина", пригласил его в Павловский
кадетский корпус, а затем пожелал, чтобы он преподавал во всех важнейших
военных учебных заведениях, и в первую очередь - в Пажеском корпусе. Вокал
почему-то считался неотделимым от ратной службы. Быть может, потому в
русском офицерстве было столько умельцев петь под гитару. На плечи
Ломакина легла неимоверная обуза. Но мало того: чтобы не отставать от
великого князя, августейшая покровительница пяти институтов благородных
девиц поручила заботам Ломакина голосовые связки воспитанниц. Ко всему еще
у него не хватило духа оставить своих старых учеников: лицеистов и
студентов правоведения.
День Ломакина был расписан не по часам, а по минутам. Крестьянский
сын, не жалуясь, тянул непомерный воз, но он был хоровым капельмейстером
милостью божьей, без этого жизнь утрачивала всякую радость. И поугрюмел
приветливый, открытый человек.
Свои первые шаги в музыке Юрка Голицын сделал под рукой этого
редкостно одаренного самородка. В корпусе среди младших воспитанников
попадались неплохие голоса, и Юрка собрал хор, с которым вскоре стал петь
на клиросе в корпусной церкви. Не довольствуясь этим, он обратился к
сочинениям Бортнянского, самого Ломакина и Дегтярева. Заглянув однажды в
"репетиционную", Ломакин задержался там, хотя, по обыкновению, куда-то
спешил, а после сказал Юрке: "Вы - князь по званию, дирижер - по
призванию". То был самый счастливый миг в сумасбродной юности Юрки.